Онлайн книга «Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е»
Я купила себе обновки: галоши (3 руб. 30 коп.), туфли (3 руб.), кофточку (2 руб. 50 коп.). Остаюсь жива и здорова. Подарил мне брат на память свою фотографическую карточку сегодня, 7 января. Сегодня к нам приходили мальчишки Колька Ложкин и Женя Наседкин. Они сидели у нас до 8 час. вечера. На память Шуре от Коли Ложкина. Вечно, вечно ты пробудешь,
Шура, в сердце у меня.
Ты совсем меня забудешь,
Но я Шуру никогда.
* * * Писать решился я невольно,
Любовь заставила меня,
Она мне сердце давит больно,
Прошу вас выслушать меня.
Коля Ложкин. 7 января 1925 года. На память Шуре Голубевой. Писать красиво не умею,
Письма украсить не могу,
Но извиняюсь, милая Шура,
Что я вас крепко так люблю.
Евгений Наседкин. Хороший мальчик Евгений, а Шура Голубева — не скажу! Романс Любить, но кого же?
На время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно…
К черту вас, сказал Тарас…
15 января 1925 года. Сегодня я проснулась рано, в 9 час. утра, спала я на диване для того, что у меня кроватка была хорошо убрана и мне не хотелось ее разбирать. Ну, встала я, разбудила Динку, а сама тем временем стала прибираться в комнате потому, что думала, зайдет Женя Наседкин. Но мне его видеть не пришлось… Что делать! Напились мы с Диной чаю, она стала собираться в клуб на занятия физкульта, а я решила подождать дома до 4 часов дня. Может быть, придет? Но вот миновало и четыре часа, я в комнате одна и думаю: дай-ка я пойду к маме от скуки. Пришла к маме, мама мне предложила пообедать, поставила самовар, напились мы чаю, я пошла навестить дядю Мишу, просидела у них до семи часов вечера, попрощалась и ушла опять к маме, взяла у мамы пироги и пошла домой. Шла я домой, так хорошо и приятно было идти: не очень холодно, а ласково свежо. Домой не хочется, гулять идти тоже и не с кем. Пришла домой, разделась и села писать на память. А теперь думаю: неужели я весь 1925 год буду жить так скучно, как я нахожусь сейчас? Неужели прошли те дни расцвета моей жизни? Ой, как скучно!.. Скоро уж придет весна, эта — как называется — пора любви, а мне пора слез. Позабыть бы! Уж видно придется ждать лета, может быть, я тогда буду ходить гулять в бор, в сад, на кладбище — мои любимые места. * * * На окраине возле города
Я в рабочей семье родилась.
Мне пятнадцать лет. Горе мы-мы-мы…
НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ.
Так светло, уютно в землянке,
Тихо в печке поленья горят,
Вьются, прыгают искры-былинки
И о чем-то со мной говорят.
Вы горите, дрова, веселее,
Грей меня, огонек золотой.
Пусть в душе моей станет светлее,
И не буду я так одинока.
Не согрела меня горе-доля,
Много сил и огня отняла,
Познакомила с горькой неволей,
А взамен ничего не дала.
Не видала я от мальчиков ласки,
Дней счастливых я в них не нашла,
Не свивала меня ночь светлой сказкой.
На заре поцелуй не звучал.
20 января 1925 г. Нужно поставить сто лошадей в десяти стойлах, чтобы в каждом стойле была одна лошадь??? С Т О Л О Ш А Д Е Й 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 3 февраля 1925 года. Вот сейчас семь часов вечера, я сижу дома одна и думаю: когда-то будет лето… февраль, март, апрель, май, июнь, июль… Если я дождусь, то я должна написать в те месяцы что-нибудь. Буду ждать! Остаюсь жива и здорова. Шура Голубева. * * * Ох, вы звери, мои звери, звери лютые мои,
Растерзайте мое тело, тело белое мое,
Выньте сердце, отнесите другу милому мому,
Милый взглянет, усмехнется,
Все, может, вспомнит про меня…
1925 г., 10 февраля, я писала на постели, лежала и писала в 9 час. утра. Прибаутка И туда-сюда дорожка,
И туда-сюда межа.
Кто мого С — у полюбит
Тот покушает ножа.
Бабы — дуры, бабы — дуры,
Бабы — бешеный народ,
Увидали девку с парнем
И стоят разинув рот.
Не скажу, кого люблю,
Не скажу которого,
У него четыре брата,
Люблю чернобрового.
Я хожу, хожу-гуляю,
Гуляю у сада,
Милый не был три недели,
Какая досада.
Я страдала, страдать буду,
И собой не дорожу,
Мать мне голову отрубит,
Я баранью привяжу.
Вот мы сейчас сидели с Женей на лавочке, а я даже не знаю, на какой это улице. Шура-Дура, черт! 24 февраля 1925 года. Сижу дома и никак не могу ни с чем сообразиться. Уж так мне скучно! Я одна, тихо в комнате. Дина ушла на репетицию, а мне не захотелось, и я осталась дома. Не знаю, что и делать? Идти никуда не хочется, подруг иметь не хочется, любви тоже. Все через Серку! Ах, зачем я так рано любила? Неужели я не знала, что это — ложь, обман? Неужели я не знала, что это не надолго, и думала, что это легко, но теперь… О, где же года 1923 и 1924? Теперь только слезы и слезы… Голубева Шура, 17 лет. * * * Я когда с тобой гуляла —
Всегда был тебе почет!
Всегда милым называла.
А теперь паршивый черт.
Наша дружба с Женей Наседкиным. Наша дружба с Женей началась 28 февраля 1925 года. Это я записываю себе на память. Голубева Шура, 17 лет. ***** Бери от жизни
Все, что хочешь.
Бери хоть крохи от нее.
Ведь жизнь на жизнь
Ты не помножишь,
А дважды жить не суждено.
На память вечную Шуре от Коли Ложкина. Вы хороши и авантюрны,
Прекрасны, милы и добры,
Но для меня ничуть не важны,
По мне хоть чорт вас побери!
Николай Ложкин. |