Онлайн книга «Девушка и ночь»
Затем он приставил к стене чудной бамбуковый велосипед с кожаным седлом на пружинах. – Мои самые искренние соболезнования! – сказал он, состроив скорбную мину, которую скрывала густая борода, совсем не подходившая его юному лицу. Я пригласил его в дом на чашку кофе. – С удовольствием, если кофе у вас не в капсулах. Юноша прошел вслед за мной на кухню и стал рассматривать стоявший рядом с кофеваркой пакет с арабикой, постукивая пальцами по картонному конверту, который прижимал к груди. – У меня есть для вас информация! Пока я готовил нам кофе, Корентен Мерье присел на один из табуретов и достал пачку документов с какими-то пометками. Поставив перед ним чашку, я заметил торчащий из его сумки свежий номер «Нис-Матен». С фотографией прибрежной тропы и подписью по диагонали: «СТРАХ НАД ГОРОДОМ». – Я тут собрал любопытную информацию по финансированию лицея, для меня это было плевое дело, – похвалился он. Я сел напротив и, кивнув, попросил его продолжать. – Вы правы: финансирование строительных работ в Сент-Экзе напрямую связано со значительным, сколь и неожиданным пожертвованием, которое лицей получил совсем недавно. – Что значит – совсем недавно? – В самом начале года. Через несколько дней после смерти Франсиса. – И кто же сделал это пожертвование? Родственники Винки Рокуэлл? Мне вдруг пришло в голову, что Аластер Рокуэлл, дед Винки, так и не смирившись с исчезновением внучки, решил устроить своего рода вендетту post mortem [165]. – А вот и нет, – ответил Мерье, кладя сахар себе в кофе. – Кто же тогда? Юный хипстер заглянул в свои записи. – За всем этим стоит американский культурный фонд «Хатчинсон и Девилль». Пока что это мне ни о чем не говорило. Между тем Мерье залпом допил свой кофе. – Судя по названию, этот фонд содержится на средства двух семейств. Хатчинсоны и Девилли сколотили себе состояние в Калифорнии после войны, создав брокерскую фирму, у которой сегодня сотни филиалов по всему американскому континенту. Сверяясь со своими записями, журналист продолжал: – Фонд выступает в качестве мецената в области искусства и культуры. Он финансирует главным образом школы, университеты и музеи: среднюю школу имени Святого Иоанна Крестителя, университет Беркли, Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, Музей современного искусства в Сан-Франциско, Окружной музей искусств в Лос-Анджелесе… Мерье закатал рукава своей джинсовой рубахи, так плотно прилегавшей к его телу, что можно было подумать – она его вторая кожа. – На последнем своем заседании совет директоров фонда голосовал за необычное предложение: кто-то из членов совета впервые выдвинул идею осуществлять капиталовложения за пределами Соединенных Штатов. – Дело касалось расширения и реконструкции лицея Сент-Экзюпери? – Точно. Предложение вызвало оживленные споры. Сам по себе проект представлял определенный интерес, несмотря на то что в нем содержались совсем уж несусветные вещи – например, строительство рядом с озером места гуляния под названием Сад ангелов. – Стефан упоминал про какой-то огромный розарий, который должен стать местом каких-то сборищ. – Ну да, вот именно. По замыслу разработчика, это должно быть место сборищ, посвященное памяти Винки Рокуэлл. – С ума сойти! Как фонд мог утвердить такую бредятину? – Большинство членов совета действительно было против, но одно из двух семейств отныне представлено там только одной-единственной наследницей. И у некоторых директоров она не вызывала доверия, поскольку они считали ее немного не в себе. Однако ж в соответствии с уставом она располагала большим числом голосов и к тому же могла заручиться еще несколькими дополнительными, добившись таким образом незначительного большинства. Я протер глаза. Странная штука: мне казалось, что я ничего не понимаю и вместе с тем нахожусь так близко к цели, как никогда прежде. Я встал и пошел за рюкзаком. Надо было кое-что проверить. Я достал школьный альбом 1992/1993 учебного года и принялся его листать, в то время как Мерье подытожил: – Наследницу, которая верховодит фондом «Хатчинсон и Девилль», зовут Алексис Шарлотта Девилль. И вы, похоже, с ней знакомы. Она преподавала в Сент-Экзе, когда вы там учились. Алексис Девилль… Такая обаятельная преподавательница английской литературы. Меня точно громом поразило – я стоял, не в силах оторвать глаз от фотографии учительницы, которую мы все когда-то называли мадемуазель Девилль. Даже в школьном альбоме ее имя скрывалось за инициалами А.Ш. Наконец-то я нашел тебя, Алексис. Убийцу моей матери и Франсиса. Ты пыталась убить и Максима. И ты же косвенно направила Винку на стезю, оказавшуюся для нее роковой. – Она и раньше приезжала на Лазурный Берег, правда, ненадолго, а потом обосновалась в этих краях и проводила здесь уже по шесть месяцев в году, – уточнил Мерье. – Она выкупила старую Виллу Фицджеральд на мысе Антиб. Знаете, где это? Я выскочил из дому, забыв, что у меня больше нет машины. Хотел было позаимствовать у журналиста велосипед, но, тут же отказавшись от этой мысли, кинулся в подвал и сорвал полиэтиленовый чехол со своего старенького мопеда. Я мигом вскочил в седло и, как в старые добрые времена, когда мне было пятнадцать, попробовал завести мой «103-й», крутанув педаль. Но в подвале было холодно и сыро – и мотор барахлил. Я бросился искать коробку с инструментами и вернулся к мопеду. Снял защитный кожух и специальным ключом выкрутил свечу зажигания. Она была черная – вся в грязи. Я протер свечу старой тряпкой, потом поскоблил наждачной бумагой, как проделывал это сотни раз перед тем, как отправиться в коллеж, и вкрутил ее обратно. Ухватки я не забыл. Все эти действия неплохо сохранились у меня в голове в виде воспоминаний о далеких, хотя и не очень, временах, когда жизнь казалась мне полной надежд. Я снова попробовал запустить мопед. Дело пошло чуть лучше, но движок работал только на малых оборотах. Я убрал упор, прыгнул в седло и покатился по откосу. Мотор сперва как будто заглох, а потом в конце концов закашлял. Я вырулил на дорогу, молясь, чтобы он продержался хотя бы несколько километров. На полных оборотах. Ришар В голове у меня кружили картинки, невыносимые и фантастические. Похлеще любого, даже самого жуткого кошмара. Лицо моей жены, размозженное, вдавленное, раскуроченное. Прекрасное лицо Аннабель превратилось в маску из окровавленной плоти. Меня зовут Ришар Дегале, и я устал жить. Если жизнь – война, я не выдержал ее натиска. В окопах будничного существования я вспорол себе штыком живот, вынужденный безоговорочно капитулировать в жесточайшем из сражений. |