Книга Дни прощаний, страница 77 – Джефф Зентнер

Возможно, в одной из этих футболок он был в тот день, когда Соусная Команда получила свое название.

Возможно, в одной из них он был на беличьем родео.

Возможно, вот на эту он случайно выплюнул бутерброд, когда Блейк показал нам свое новое видео.

Перед тем как положить футболки в черный мешок, я прижимаю каждую из них к лицу и вдыхаю их запах. Чистый и приятный смешанный запах пота, дезодоранта «Old spice» и порошка «Tide». Я умоляю часть мозга, отвечающую за обоняние, запомнить этот запах, чтобы я мог вызвать его снова, ведь другого случая у меня уже не будет.

Каждый упавший предмет одежды напоминает мне сказочных кукол, из которых высосали жизнь. Вскоре вся одежда с пола оказывается в мешках. А затем и та, что лежала на кровати.

Выгребая вещи из-под кровати, я нахожу миску с заплесневевшим ореховым маслом. Это была любимая закуска Марса. Он смешивал ореховое масло с кленовым сиропом и макал туда хлеб. Мы чуть не умерли со смеху, когда узнали.

– Чувак, это самая убогая закуска из всех, о которых я слышал, – задыхаясь, говорит Эли между приступами смеха.

– Серьезно, – продолжаю я, – почему бы тогда просто не съесть банку мороженого?

– По крайней мере я не ем спагетти с кетчупом и горчицей, как вы, придурки. – парирует Марс.

Блейк смотрит на меня и пожимает плечами.

– Я рассказал ему о рецепте, который мы придумали. Он был хорош.

– Чувак, никому больше об этом рецепте никогда не рассказывай.

Миска отправляется в белый мешок.

Я снимаю его комиксы и графические новеллы с полок и кладу в черные мешки для благотворительности.

Складываю мешки в коридоре, чтобы у меня было побольше места.

Вот что мы оставляем после себя.

Затем я начинаю разбираться в шкафчиках. Больше одежды. Больше черных мешков. Предпоследний ящик забит наполовину использованными принадлежностями для рисования. Белый мешок.

Я открываю последний ящик. Он до отказа забит рисунками Марса. Я знал, что с этим столкнусь, и даже удивлен, что не столкнулся раньше. Но все равно я не готов их увидеть. Если одежда Марса была его телом, то теперь мне предстоит разбираться с его душой.

Сидя на полу и упершись спиной в кровать, я закрываю лицо руками и плачу. Я снова говорю Марсу, что мне жаль. Потом внимательно просматриваю рисунки – страницу за страницей, тетрадь за тетрадью с набросками персонажей. Он постоянно практиковался. Судья Эдвардс прав – Марс любил совершенство. Он не был слабаком.

Я нахожу рисунок братьев и сестры Марса.

Рисунки пары девчонок из школы.

Рисунок Соусной Команды.

Затем мне попадается что-то, чего я не узнаю. Это выглядит как какая-то единая, последовательная и незаконченная графическая новелла. Называется «Судья». Я пролистываю рисунки. Судя по всему, это об афроамериканском судье, который борется с преступным миром, как какой-то супергерой в коррумпированном городе, напоминающем Готэм.

Неожиданно у меня в голове проносится образ Хиро. Но не летящего в небе на механических журавлиных крыльях. Вместо этого я вижу его, противостоящего главе Nissan со своей идеей, которая, по его мнению, спасет жизни людям. Я вижу его, защищающего свою идею с руками, полными расчетов и документов.

С меня хватит.

Я больше не буду сломленным.

Сегодня здесь больше истории не умрут.

Страх покидает меня, как вытекающая кровь. Я быстро встаю и жду, пока перестанет кружиться голова. Потом забираю «Судью» и некоторые другие рисунки. Я забираю свои истории Марса Эдвардса и иду вниз на нетвердых ногах, чувствуя, как гравитация тянет мои внутренности к пяткам.

Судья Эдвардс сидит среди своих книг в кожаных переплетах, яростно печатая на ноутбуке. Он даже не ослабил галстука после возвращения из церкви.

Его глаза не отрываются от экрана, когда я появляюсь в проходе.

– Ты закончил?

– Я думаю, вам следует кое-что увидеть, ваша честь.

Он разворачивается в кресле ко мне.

– Я спросил, ты закончил?

Я протягиваю пачку бумаг с «Судьей» наверху.

– Сэр, Марс нарисовал это, и я думаю, вы должны взглянуть на рисунки, прежде чем я их выкину. Вы будете жалеть, если не посмотрите.

Он встает и нависает надо мной. Его лицо – грубая, раскаленная добела маска расплавленного гнева.

– Тергуд. Его зовут Тергуд. Это же имя у него на могиле. И как смеешь ты говорить мне о сожалении? – Он выплевывает слова, как яд, высосанный из раны от укуса змеи.

У меня перехватывает дыхание. Мне страшно и хочется развернуться и убежать. Но я не убегаю. Терять тебе нечего. Расскажи ему историю.

– Он ненавидел, когда его называли Тергуд. Он хотел, чтобы его звали Марс. И мы звали его Марсом, и он сам называл себя Марсом. И он нарисовал эту графическую новеллу. Я думаю, на это его вдохновили вы. Пожалуйста, сэр, позвольте рассказать…

– Заткнись. Заткни свой безответственный, убийственный рот.

Его холодная слюна брызжет на мое лицо. Он делает длинные, неровные вдохи носом.

– Сэр, я должен рассказать вам…

Он резко указывает пальцем на входную дверь, так, что у него трещит рукав рубашки.

– Убирайся. Сейчас же, пока я не решил отсудить у тебя и твоих родителей все до последнего цента.

– Нет. – Я смотрю ему прямо в глаза. – Я пока не могу, ваша честь.

– Ты теперь официально незаконно вторгаешься в мою собственность. Уходи, или я выведу тебя силой, на что по закону имею право.

– Пока не выслушаете то, что я должен сказать, я не уйду.

Он делает быстрый шаг вперед, хватает меня за руку, в которой я сжимаю бумаги, и они разлетаются. Судья разворачивает меня так быстро, что я почти спотыкаюсь от неожиданного приступа головокружения, и только его железная хватка позволяет мне удержаться на ногах. Он почти поднимает меня над полом и толкает в сторону входа.

– Сэр, пожалуйста. Пожалуйста! Позвольте сделать настоящий день прощания. Позвольте рассказать о Марсе то, чего вы о нем не знали.

– Убирайся.

– Я могу вам о нем рассказать. Я могу рассказать о нем то, чего вы не знали. Он…

Вместо слов у меня вырывается крик боли – так сильно судья стискивает мое плечо.

Он протягивает свободную руку, рывком открывает внутреннюю дверь и толкает меня в стеклянную наружную. Он швыряет меня так точно, что я умудряюсь открыть защелку двери своим локтем, не разбив при этом стекло. Затем следует еще один сильный толчок и я, как петарда, вылетаю наружу.