Книга Резидент, страница 43 – Евгений Сухов

— Пошути у меня тут… Остряк выискался!

Диверсант уже отдышался. Зыркал глазами на обступивших его красноармейцев. Из простреленной ноги на примятую траву обильно сочилась кровь. Побледневшее лицо выдавало сильную боль.

— Перевяжите ему рану, — распорядился капитан. — Нам его еще до штаба донести нужно.

Старшина проворно, как это делает только человек бывалый, привыкший иметь дело с бинтами, осторожно, чтобы не причинить излишнюю боль, разрезал брючину, осмотрел ранение и цокнул языком:

— Кажись, артерия перебита. Жгут нужно наложить.

Вытащив из вещмешка жгут, он умело перетянул бедро немного повыше раны. Затем аккуратно забинтовал ногу.

— Кажись, кость не задета, но пуля сидит глубоко.

— Ничего, потерпит, — сказал Романцев. — Документы!

Диверсант достал из нагрудного кармана красноармейскую книжку. Белая обложка была затерта до серости, как и полагалось неоднократно используемому документу. Оттиски букв правильные, не придерешься. Раскрыв книжку, Тимофей прочитал: «Старший сержант Осипов Александр Петрович». Перевернул страницу, внимательно осмотрел все записи. Все тайные отметки были на своих местах. Бумага заметно помятая, в некоторых местах разводы от влаги, кончики листочков слегка потрепанные, какие бывают только при долгом ношении в кармане. Скрепки тоже не подвели — из обычной проволоки, какими скрепляют красноармейские книжки.

Документ был изготовлен с большим знанием дела, на высочайшем уровне. На обычного диверсанта столько усилий не тратят, значит, его готовили к чему-то более серьезному, чем рядовая диверсия.

Бойцы уже принесли носилки, подогнали поближе грузовик.

— Где твои вещи?

— В каптерке, на скамейке лежат, — простонал диверсант.

— Миронов, принеси, — распорядился капитан.

Красноармеец скорым шагом направился в сторону банно-прачечного отряда. Еще через несколько минут он принес вещмешок.

— Тяжелый, — протянул он Романцеву. — Вы бы поосторожнее, товарищ капитан, вдруг там мина!

— Что у тебя в вещмешке? — посмотрел Тимофей на лежавшего диверсанта.

— Ничего особенного, — скривился тот от боли. — Личные вещи.

Тимофей аккуратно развязал тесемку и глянул внутрь. До самой половины он был заполнен пачками денег, стянутых тесемками.

— Личные вещички, значит, — хмыкнул он. — Хороши вещички!

Вытащив пачку купюр, внимательно пролистал. Деньги выглядели настоящими.

— Это сколько же здесь грошей-то будет? — ахнул из-за плеча старшина Щербак.

— Много, старшина, много, — протянул в задумчивости капитан. — Тебе за всю жизнь не заработать! А тут у нас еще что? — вытащил он небольшой черный мешок из холщовой ткани. Развязав его, увидел, что в нем лежали красноармейские книжки на разные фамилии. Вот только фотография в них была попавшегося диверсанта. В отдельной пачке, перетянутой жгутом, находились бланки командировочных предписаний, продовольственные аттестаты, удостоверения об освобождении по болезни, трудовые книжки, партийные и кандидатские карточки.

Тимофей внимательно пролистал каждый документ, пытаясь увидеть тайные знаки, что могли бы изобличить заброшенного врага. Но каждый документ был изготовлен добротно. Не придраться!

— Серьезно тебя готовили, как я посмотрю. Какое у тебя было задание?

— Мне нужно в госпиталь…

— Все вы жить хотите, как я посмотрю… Когда припрет! Помощь получишь в том случае, если ответишь на мои вопросы. Как ты связываешься со своим руководством?

— Я могу истечь кровью.

— Это не смертельно, не переживай, собаки, они все живучие, — процедил сквозь зубы Романцев. — Жду ответа!

На лбу диверсанта выступили крупные капли пота. Боль подтачивала его силы, отнимала волю к сопротивлению.

— Хорошо… Я скажу. Здесь неподалеку я спрятал рацию.

— Где именно? Ну? — поторопил Тимофей. — Назови точное место!

Было заметно, что диверсант слабел с каждой минутой. Разговор ему давался с большим трудом:

— Нужно идти прямо через лес. Дойдете до поваленной сосны, вот под ней я и спрятал рацию. Вы это место сразу увидите, там лежат срубленные ветки.

— Миронов, сходи и посмотри! Если рация там, неси ее сюда!

— Есть! — отчеканил рядовой и тотчас устремился в указанном направлении.

— Как твое настоящее имя? Звание?

— Кривошеев Савелий Федорович. Рядовой.

— Вас было трое, что ты знаешь о том человеке, что был в плащ-палатке?

В глазах диверсанта плеснула растерянность. Но уже в следующую секунду лицо перекосило от боли, смяв прежнюю оторопь, и теперь перед капитаном сидел опытный диверсант с невероятно развитой интуицией, переиграть такого непросто.

— Это не так, я был один.

— Не будем терять время, нам все рассказал твой приятель Седых, ты с ним учился в разведшколе. Вас троих посадили в один самолет. Он выпрыгнул раньше, а вы вдвоем полетели дальше! Если не хочешь сдохнуть, советую тебе быть пооткровеннее.

— О третьем пассажире я ничего не знаю. Но знаю, что он у командования на особом счету.

— Почему у тебя такие серьезные документы?

— Командование посчитало, что так будет правильно. В последнее время участились провалы. В руководстве решили перестраховаться.

— Тебя забрасывали к нам в тыл раньше?

— Да. Три раза.

Подошел Миронов, за спиной которого находилась портативная рация в ранце.

— Рация работает? — посмотрел капитан на Кривошеева.

Изрядно побледневший, нервно покусывающий губы и уже почти теряющий сознание, тот едва слышно произнес:

— Да.

— Давайте на носилки его — и в машину! — приказал Романцев.

Раненого Кривошеева определили в госпиталь, приставив к нему охрану из двух смершевцев. Выздоравливающие, узнав, кто лежит с ними в палате, лишь только хмурились и брезгливо морщились, но строгих автоматчиков обходили стороной. Только однажды двадцатилетний артиллерист, раненный в грудь, не без труда дотопав до его койки, процедил сквозь зубы прямо в обескровленное лицо:

— Еще не сдох? Не будь здесь охраны, так я бы тебя, гада, собственными руками добил бы! Вот такие, как ты, мою семью сожгли в Белоруссии!

В соседней палате лежали два раненых немца, попавшие в плен с месяц назад, оба молодые, каждому из них не более двадцати лет. Первый был ранен в голову, но, несмотря на сложный послеоперационный период, он активно шел на поправку, другому пуля попала в живот, но тоже оказался весьма крепким малым — после двух перенесенных операций уже расхаживал по коридору. Бойцы поглядывали на них с интересом. Нередко можно было наблюдать, как бывшие противники, сидя во дворе на лавочке, совместно раскуривали табачок и о чем-то разговаривали, мешая русские и немецкие слова. Идиллией здесь не пахло, но ненависть оставалась за порогом госпиталя. Иное дело диверсант, предавший Родину и поднявший оружие против соотечественников.