Книга Кофе на утреннем небе, страница 32 – Ринат Валиуллин

– Китай, судя по форме и цвету, – вдруг осенило её, когда мои глаза ей надоели, когда пальцы её напомнили ей о листке.

– Листья тоже делают в Китае.

– Скажи ещё, осень.

– Может, я тебя разочарую, даже осень производят там, судя по её количеству, – крутился в моих руках листочек, пока батарейки пальцев не сели.

– Ты бывал там?

– Да, – шли мы в обнимку дальше по парку. Неугомонный рыжий сеттер осени гонялся, сверкал тут и там своей лоснящейся шкурой. Что за порода? С одной стороны, такая любвеобильная и радостная, с другой, никогда не сможет тебя защитить.

– Ну и как?

– Как на другой планете. Солнце в целлофановом мешке, мутное такое и далёкое.

– Смог?

– Не, не смог, – покрыл я её существительное глаголом.

– Ты про женщин?

– А ты всё ещё про атмосферу? – рассмеялся я.

– Не успеваю за тобою, – засунула мне свою руку в карман Алиса.

– Я не люблю острую еду, – вспомнил я одну симпатичную китаянку, которая работала переводчицей на той китайской книжной выставке. Она всю дорогу щёлкала жаренных кузнечиков и сверчков, предлагала и мне, но я отказался. А может, мне только показалось, что она предлагала, никогда не знаешь, какая близость поджидает тебя за улыбчивым китайским мячиком. Едва я успел представить, как буду целовать кузнечный цех её губ, то вся симпатия куда-то выветрилась.

– А я пресная по-твоему?

– Не, ты вообще не еда, ты – лакомство. Я тебя люблю! – крикнул я. Весть быстро распространилась по всему её телу, и к тому времени как она достигла самых заповедных уголков организма, там уже наступила весна: побежали ручьи желаний, вылупились зелёные листочки надежд, брызнуло эндорфинами солнце чувств, а птицы залились симфонией страсти. Много ли надо женщине, чтобы внутри у неё наступила весна? Много, целых три слова: в нужное время, от нужного человека.

Она не отдавала себе отчёта. В этот момент она не хотела быть бухгалтером своей судьбы, который смог бы подсчитать все плюсы и минусы этого знакомства, вывести астрологическую зависимость траекторий их знаков. Ей, холодной и дальновидной, по словам матери, девушке, вдруг захотелось лететь по дороге жизни, не обращая внимания на знаки, не соблюдая ПДД. Плевать на законы, плевать на инспекторов в лице родителей, знакомых, друзей и прочих родственников, пусть штрафуют, они не смогут меня лишить моих прав любить, теперь только один человек способен на это, стоит мне только согласиться выйти за него замуж.

«Кажется, я нашла своего человека», – записала она в свой дневник уже дома. Она очень хотела сначала написать «Кажется, я влюбилась», но ей это показалось слишком детской формулировкой.

* * *

– Он живёт во мне, понимаешь?

– Мне показалось – снимает.

Услышала Марина обрывок диалога, войдя в дым вслед за Томой. Громко хлопнула железная дверь.

– Мне всё время кажется, что я живу как-то не так, не по тем часам, что ли?

– Ты время перевела на летнее?

– Что толку, в душе всё равно зима. При слове «зима» Марина вздрогнула: её зимние дни тянулись так усиленно, рискуя получить растяжение, которое потом можно вылечить только влюблённостью на курорте весны.

– Что ты его постоянно грызёшь?

– Он мой любимый фрукт.

– Мне кажется ты издеваешься над ним, а не любишь.

– Люблю, люблю… Как апельсин, с которого надо сначала снять шкурку, а потом уже наслаждаться его соком.

Мы оказались в туманном альбионе тамбура, где уже нагоняли дым две девушки, присев на корточки, заедая свою беседу дымом. Они ничуть не смутились нашего присутствия, им было не до нас:

– Ну и что, что любишь, мало ли кто кого любит, он же тебе прямо сказал. Пойми, что ты ему не нужна, – закурила она, несмотря на запрет. – Как тебя угораздило вляпаться? – сделала затяжку, вынула изо рта сигарету и стала любоваться, как инфракрасный пожар радостно поедал табак.

– Не знаю. Я же влюбчивая.

Подруга неожиданно перевернула сигарету и засунула дымящим концом себе в губы, затянулась и закашлялась, вытащила:

– Это и есть любовь, когда она своим пламенем прожигает в душе беспокойной дыру, в голове бродит дым, сердце разрывается в кашле, ты чувствуешь боль, горечь во рту, который уже не целует, просто не может других целовать. Ты – пепельница, ты сам прах, только тлеешь и ждёшь, – показала она ей окурок. – Безответная, это диагноз.

– Надолго?

– Пока не выплюнешь из головы красивую горячую гадость, – послала бычок в урну подружка по красивой дуге, но траектория оказалась неточной, и он ударившись о край, упал рядом.

– Так что надо делать, чтобы быть счастливой?

– Детей.

При слове «детей» внутри Марины сработал будильник, она вспомнила, что надо бы позвонить Розе, её двоюродной сестре, что осталась курировать сына.

– От кого? – протянула открытую пачку сигарет своей подруге.

– Ты права. Не от кого, вокруг одни козлы.

– Коз тоже хватает, – хмельным голосом ухмыльнулась подруга. – Ой, сейчас опять начнёшь свою болячку ковырять. Хватит уже. Отомсти, в конце концов. Только месть сможет вывести тебя из депрессии.

– Ты так считаешь?

– Конечно. Но не для того, чтобы нанести ему вред, скорее облегчить свою душу. Может, тебе налево сходить? – достала новую сигарету девушка. Поезд качнуло, и ей удалось со второй попытки.

– Там же сердце! Нельзя же одного человека обвинять во всех своих грехах?

– Можно, если это тот самый козёл отпущения, на которую злится твоя любовь.

– А кто такой, по-твоему, козёл отпущения?

– Которого отпускают, а он всё равно возвращается. Думаешь, я не пыталась затрахать эти воспоминания кем-нибудь? Ни черта не помогает. Он один из тех, от которых невозможно уйти. Хотя по отношению ко мне ему удалось сделать это спокойно и хладнокровно. А я нет, не могу, сколько бы ни пыталась… Сколько бы ни пыталась приблизиться к кому-нибудь ещё. Я даже замуж хотела выйти за одного, – жестикулировала рукой с сигаретой она, так и не прикурив.

– Выйти замуж – не выход. Пойдём? – поднялась она.

– Ага, – согласилась вторая и тоже встала.

– Я сама себе всё время задаю этот вопрос: «Почему мы не можем расстаться, когда уже всё, уже всё исчерпано?» Часто одно знакомство решает всю жизнь, выпьешь вместо чая мартини, и вся жизнь потом наперекосяк, – продолжала она, когда дверь за ними захлопнулась.

– Меньше надо пить, – подытожила Марина.

– Надо, но как можно устоять перед мартини, – улыбнулась Тома в ответ, прикрывая свои тонкие губы рукой с сигаретой, – это то же самое что устоять перед мужчиной, которого ты хочешь.