Книга Лучшая неделя Мэй, страница 21 – Роушин Мини

Они были очень близки. И чем старше становилась Мэй, тем очевиднее для всех становилась ее привязанность к тете. Мэй и Хильда могли часами находиться в саду, занимаясь прополкой, посадкой, стрижкой газона и выдергиванием сорняков. Когда Мэй исполнилось пять, то ее стали каждый год отправлять на неделю в гости к Хильде и Джиму, и она топала по лестнице, таща свой чемоданчик вверх, прямиком в ту комнату, которую все называли «комната Мэйзи».

Когда, не веря своим глазам, Хильда обнаружила, что беременна, первой ее мыслью было: «Как к этому отнесется Мэй? Племяннице было уже семь, почти восемь, с самого рождения она была обожаема своей тетей, купалась в ее любви и внимании, которые не приходилось ни с кем делить. Не встревожит ли Мэй эта новость? Не изменятся ли теперь их отношения?»

Но, когда Эйдин все рассказала Мэй, та очень обрадовалась. Мысль о том, что она сможет ухаживать за малышом Хильды, завораживала Мэй.

– Но лучше, если это будет девочка, – сказала она своей маме. – У нас уже и так достаточно мальчиков, правда?

И Эйдин торжественно согласилась с тем, что мальчиков у них более чем достаточно.

Так что Терри ничего не оставалось, кроме как родиться девочкой, и Мэй суетилась около крошечной новорожденной двоюродной сестры столько, сколько ей разрешали. Она притаскивала ей свои старые куклы и игрушечные чайные сервизы, читала малышке те же книги, которые пару лет до этого читала своим цветам в саду.

– Посмотри, – говорила Мэй, показывая на картинку. – Видишь? Это мальчик. Смотри, вот его имя. Видишь? Тут написано Бен. Б-Е-Н, а теперь повтори. Скажи «Бен», – требовала Мэй, и Терри в ответ зевала и размахивала своими крошечными ручками, а в это время Эйдин и Хильда, сдерживая смех, наблюдали за ними.

А потом Джим погиб, и Мэй стала присматривать за Терри, пока Хильда старалась прийти в себя. Но прошли годы, и двоюродные сестры постепенно стали отдаляться друг от друга, у каждой началась своя собственная жизнь, и теперь они встречались лишь иногда: на серебряной свадьбе Филипа и Эйдин, на церемонии вручения награды Каталу за его научный проект, на вечеринке, организованной Эйдин в честь неожиданно подкравшегося шестидесятилетия Хильды, на выступлении Терри в постановке местного драмкружка.

В девятнадцать Терри уехала в Тринити изучать языки. А через три года она вернулась домой и познакомилась с Джерри Сканлоном, который только что обручился с Мэй.

При регистрации брака, которая прошла в Лондоне, все присутствующие чувствовали себя очень неловко. Они все старались, и Хильда старалась, и родители Джерри старались изо всех сил. После церемонии они поехали в чудесный отель на ужин, и отец Джерри подготовил небольшую речь, сказал, что Терри стала членом их семьи, и поднял тост за новобрачных. Терри чудесно выглядела в розовом брючном костюме, и было очевидно, что Джерри ее обожает и что он очень старается, чтобы понравиться Хильде.

Конечно, Хильда желала им счастья.

Но как же Мэйзи… она так рыдала от боли, когда Хильда ей все рассказала, трясла головой и пыталась просить у Хильды прощения за то, что не может остановить рыдания, которые вырвались наружу, когда она узнала про свадьбу. Как же Мэйзи…

И теперь эта новость. Хильда знала, что нужно позвонить Терри, знала, что дочь ждет ее звонка. Написать в ответ письмо – значит струсить, конечно, Хильда найдет в себе силы и позвонит.

Ну а вдруг на звонок ответит Джерри? Вдруг он тоже ждет, что она позвонит и поздравит его? А вот этого Хильда сделать не сможет, просто не сможет. По крайней мере, не сейчас.

Она взяла свою шариковую ручку и открыла блокнот, который лежал на чугунном столике напротив. Она начала так: «Моя дорогая Терри», затем остановилась. Немного подумав, она написала: «Я только что получила твое письмо, и, конечно, я счастлива узнать такую новость. Поздравляю вас обоих».

Она закончила. Это выглядело так официально. Но она не могла заставить себя написать его имя. А ведь он будет отцом ее внука или внучки.

Хильда снова взяла ручку и добавила: «Я буду рада встретиться с тобой, если тебе удастся приехать. Или, может быть, я сама приеду на пару дней».

И каждое слово причиняло ей боль.

Франческа

Парикмахер поднял зеркало, а Франческа взглянула на свою новую стрижку и вежливо кивнула. А бывает ли так, чтобы кто-то поступил в подобной ситуации по-другому? Кто-нибудь, посмотрев в зеркало, сказал, например: «Ой, нет, это совсем не то, что я хотел, разве я вас просил так меня подстричь?» Вряд ли. Когда ножницы сделали свое дело, ничего уже не исправить.

– Благодарю.

Она подождала, пока парикмахер отстегнет сзади липучки, на которые была застегнута бесформенная цветастая накидка, и вытянула руки, чтобы помочь ее снять.

Наклонившись вперед, Франческа рассмотрела в зеркале свое лицо, поправила несколько выбившихся прядей, нанесла на губы красный блеск, а на кисти рук и на зону декольте – пару капель «Шанель № 5».

Выйдя на улицу, Франческа повернула налево. Подойдя к цветочному магазину соседей, которые жили через три дома от нее, она заметила ручьи воды, которые стекали по дорожке и образовывали грязную пенную лужу. Наверное, здесь недавно мыли окно. Бернард стоял за прилавком и разговаривал с покупателем. Франческа замедлила шаг, проходя мимо, пытаясь среди цветов, выставленных в корзинах на витрине, разглядеть лилии, но не увидела ни одной.

Она свернула в гастроном, который находился сразу за цветочным магазином, вошла и взяла корзинку для покупок. Чудовищно дорогое место, но другой альтернативы, если хочешь купить ту еду, которую хотела Франческа, в Килпатрике просто не было.

Она выбрала немного лимонов, две банки поджаренных красных перцев, кусочки бискотти, немного соленых артишоков, кофе, оливки и свежую пасту. У прилавка попросила полкило моцареллы буфалло, дольку фритатты, немного мортаделлы и кусочек горгонзоллы. Франческа знала, что молодой помощник продавца с нескрываемым интересом пялился на ее грудь, пока она рылась в своей сумочке в поисках мелких денег. И просто ради развлечения, выкладывая монетки на прилавок, она наклонилась чуть ниже, чем было нужно, чтобы блузка распахнулась чуть больше и розовый кружевной бюстгальтер стало видно чуть лучше.

Спустившись ниже по этой же улице, Франческа зашла в кафе и заказала эспрессо. Проходя через зал к своему столику в углу, она снова чувствовала, что все взгляды обращены на нее. Люди рассматривали ее, а она и не возражала.

«Два года и шесть месяцев», – подумала она, делая глоток чудесного темного кофе. Лючия тогда была двухлетним малышом, по-детски лепетавшим на итальянском, загоревшим до черноты от того, что бегала почти голой в большом, залитом солнцем саду дома в Пероле, принадлежащего семье Франчески. Лючия плакала, сидя на коленях матери, когда они два года и шесть месяцев тому назад вылетали вместе с Полом из аэропорта Чампино в Риме в аэропорт Шеннон в Ирландии.