Книга Надежда гардемарина, страница 65 – Дэвид Файнток

— Учу кадета основным строевым приемам, сэр, — взволнованно доложил Вакс. — Самых простых команд запомнить не может. Умственно отсталый, что ли?

Дерек дернулся и снова застыл, глотая слезы.

— Хватит, мистер Хольцер.

— Но, сэр…

— Хватит! Кадет, следуйте за мной. — Я направился в коридор. Дерек за мной. Я отвел его в пустовавшую каюту лейтенанта Дагалоу, возле капитанского мостика, и захлопнул люк.

— Вольно, мистер Кэрр, — Дерек в изнеможении прислонился к стенке. Момент был самый подходящий.

— Ну, что, Дерек, совсем худо? — мягко спросил я. Он отвернулся и всхлипнул:

— О Господи, знали бы вы! Я старался, я так старался! — Он не мог унять дрожь.

Я сжал его плечо. Тут он не выдержал и разрыдался.

— Откуда в нем столько грубости, мистер Сифорт? Столько жестокости? — всхлипывая, прошептал он. После паузы я спросил:

— Почему это вас удивляет?

Он, недоумевая, поднял глаза.

— Грубость существовала всегда, Дерек. Просто она по-разному проявлялась. В восемнадцатом веке на британском военно-морском флоте матросов забивали до смерти. В двадцатом — провинившиеся получали двадцать тысяч вольт. В последнее время пентекостальских еретиков истязают под общие аплодисменты. Жестокость существовала везде, во все времена. И Военно-Космические Силы не исключение.

— Но… — Губы его дрожали. — Например, вы или Алекс…

— Мы тоже часть системы. И тоже испытали на себе жестокость. Думаете, вам досталось больше других?

— Разве нет?

— Нет. Однажды, в бытность мою кадетом, гардемарины почистили мне зубы мылом. А моему соседу по койке поставили клизму. Он им не нравился. Может быть, Вакс сделал с вами то же самое?

— О Господи, нет!

— В Академии, пока я учился, меня несколько раз пороли, а лейтенант Казенс выпорол меня уже здесь, на борту «Гибернии». Не знаю, как в Академии, однако здесь я этого точно не заслужил. Но, как видите, я все еще жив.

— А как насчет справедливости? Благопристойности? Человечности, наконец?

— А что, если бы вы оказались гардемарином на борту «Селестины» и только абсолютное, непререкаемое подчинение приказам могло спасти корабль?

Он испуганно умолк.

— Жестокость присуща человечеству, — продолжал я. — Бывают командиры с садистскими наклонностями. И ничего не поделаешь, приходится терпеть. — Я помолчал и, убедившись, что он внимательно слушает, сказал: — Дерек, когда-нибудь вы будете командовать матросами. И чтобы приказывать им, вы сами должны уметь подчиняться приказам.

— Я никогда не буду командовать, — с горечью произнес он. — Посмотрите на меня!

— Вы будете командовать. Терпите, подчиняйтесь приказам мистера Хольцера. Это все, что от вас требуется.

— Я подчиняюсь. А он еще больше ожесточается. Такое творит… Я не могу вынести! Лучше уволиться. — В глазах его снова блеснули слезы.

— Вы не можете уволиться! — рассердился я. — Вы дали присягу. Я предупреждал вас.

— Тогда… посадите меня на гауптвахту за неподчинение или еще за что-нибудь. Я больше не могу!

Я положил руки ему на плечи:

— Дерек Кэрр, вот увидите, все будет хорошо. Только постарайтесь. Очень постарайтесь. Отдайте всего себя, как говорили в Академии, и я сделаю вас гардемарином.

Он долго смотрел мне в глаза. Потом неохотно кивнул:

— Ладно. Я постараюсь. Но только не для него. Для вас. Потому что у вас хватает такта просить, а не требовать.

— Называйте это как хотите. Но я должен убедиться в вашем рвении. И тогда сделаю вас офицером. А теперь будем считать, что этого разговора не было. Кадеты не плачут, а командиры не утешают. Возвращайтесь в кубрик, извинитесь перед Ваксом за грубость…

— Я не грубил ему! — возмутился Дерек.

— Я видел, вы дрожали от гнева. На флоте это не положено. Извинитесь и выполняйте его приказы.

Дерек тяжело вздохнул:

— Есть, сэр. — Он сглотнул, поморщился от боли. Потом отсалютовал, — благодарю вас, командир Сифорт.

Я тоже поднес руку к фуражке:

— Вы свободны, кадет.

— Отец наш Небесный, сегодня на судне Флота Объединенных Наций «Гиберния» 23 июля 2195 года. Благослови нас, наше путешествие и ниспошли здоровье всем на борту.

— Аминь.

Я приветливо кивнул соседям по столу. Со мной сидели мистер Ибн Сауд, которого я чуть ли не целых два месяца приглашал за капитанский столик, близнецы Трэдвелы и мой старый друг миссис Донхаузер. Я также пригласил к себе за стол Ларса Хольма — экономиста, специализировавшегося в области сельского хозяйства и летевшего на Надежду, чтобы работать в местной администрации, Сару Батлер — симпатичную девушку лет девятнадцати, в надежде, что наши дружеские отношения перейдут в нечто большее, и Джея Аннаха — астрофизика, который летел на Окраинную колонию в связи с новым проектом, касающимся как будто длины волн и временных линий, я так и не понял до конца.

Теперь многие желали сидеть за капитанским столиком. После того как всем стало известно о случае с банками памяти Дарлы, моя непопулярность закончилась. Весьма дипломатично было бы пригласить Йоринду Винсент, но я не сделал этого, решив доставить себе удовольствие.

— Почему мы завтра выходим из синтеза, командир? — весело спросил Рейф Трэдвел.

Я давно перестал удивляться тому, что все на борту узнавали о любом моем приказе почти немедленно.

— Навигационная проверка, Рейф. Чтобы нацелиться на Шахтер.

— Мы уже близко?

— Не так близко, чтобы его увидеть, — сказал я. Он помрачнел.

— Но если мы выйдем из синтеза в намеченном месте, нам останется до него всего несколько дней лета.

Некоторое время он молча жевал хлеб, набираясь храбрости, потом спросил:

— Командир… сэр, можно мне посмотреть выход из синтеза? Пожалуйста!

— Извини, нельзя. Да и смотреть-то, собственно, нечего. Все видно из иллюминатора. — Разумеется, это было не совсем так. На навигационном экране можно увидеть то, чего не рассмотришь невооруженным глазом. Однако пассажиры не допускались на мостик, особенно во время маневров корабля. Мальчик с трудом скрыл разочарование.

Но командир на то и командир, чтобы нарушать правила.

— Ладно, приходи на мостик.

Он просиял:

— Здорово! Я просто тащусь! А можно взять с собой Паулу?

Сказать, что я был в восторге от такой перспективы, нельзя. Но забота о сестре должна быть вознаграждена. И я согласился.

В результате на мостике оказалось больше людей, чем обычно: мы с пилотом, двое Трэдвелов, расположившихся позади меня в центре помещения — там, откуда нельзя было дотянуться до пульта, и Вакс, который пас Дерека Кэрра, готовя его к вахте. Кэрр, блистая чистотой, в идеально отглаженной серой форме, стоял где ему было приказано, с любопытством глазея вокруг. Я взял в руки микрофон: