Книга Надежда победителя, страница 99 – Дэвид Файнток

Сержант мигом вбежал в кабинет. Я отдал приказ вызвать Боланда и с нарастающим нетерпением истаптывал кабинет, пока в дверь не постучали. Вот он! Явился!

– Кадет Боланд по вашему приказанию прибыл, сэр! – доложил салага и замер по стойке «смирно». Его внешний вид был безупречен, а на мальчишеском лице угадывались начатки уверенности будущего офицера; наивностью он уже не страдал. Крепкий орешек.

Я чувствовал, что расколоть его будет непросто. Буравя его взглядом, я долго молчал, испытывая его нервы, и наконец загремел:

– Начальник Академии не вызывает кадетов по пустякам! То, что ты сделал, неслыханно! Возмутительно!

– А что я сделал, сэр? – непонимающе спросил он.

Я дал ему пощечину и загремел пуще прежнего:

– Молчать! Я еще не задавал вопросов! Ты забыл, что кадет в присутствии капитана имеет право открывать рот только для ответа на вопросы?!

– Никак нет, сэр! Не забыл!

– Кадет Боланд, зачем я тебя вызвал?! – орал я, как сумасшедший. Но он стойко выдерживал мой натиск.

– Не знаю, сэр! – По лицу его текли тонкие струйки слез, но выражение лица оставалось непроницаемым.

Я уставился на него, скорчив свирепую морду, долго сверлил взглядом, но он упорно молчал. Пришлось сменить тактику.

– Роберт, как ты подслушал? – тихо спросил я.

– Что я подслушал, сэр? Не понимаю, о чем вы говорите.

Я снова влепил ему пощечину и рявкнул:

– Отвечай! Это сработало.

– Меня тошнило не только в шаттле, но и на «Веллингтоне», – сбивчиво залопотал он, – поэтому мистер Тенер приказал мне идти в туалет. А когда я возвращался по коридору, услышал за углом ваш голос и остановился. Вначале я не хотел останавливаться, но…

– Но решил подслушать!

– Нет, сэр, я не решился показаться вам на глаза, потому что вы говорили с сенатором Уиверном очень сердито. Голос Уиверна я сразу узнал, ведь он часто бывал у нас дома. Я стоял в растерянности, думал, как быть… Вот так и получилось, что я услышал…

– Отвратительно. – Мне вдруг вспомнилось, как на «Гибернии» я подслушивал разговоры своего экипажа. К черту воспоминания! Из своих кадетов мне надо сделать более достойных офицеров, чем я сам. – Роберт, отвратительно не то, что ты случайно подслушал, хотя это тоже плохо, а то, что ты передал мой разговор с Уиверном своему отцу.

– Я хотел вам помочь, – прошептал Роберт.

– Ты не должен был вмешиваться! Я выгоню тебя из Академии сегодня же, если ты не дашь слово, что никогда больше не будешь выдавать секреты флота посторонним.

– Обещаю, – едва слышно пролепетал он.

– Ладно, выгонять не буду, но от наказания тебе не уйти. Сними китель, повесь на стул. Так, теперь руки на стол, нагнись, подбородок на руки. – Я взял из угла розгу, размахнулся и со свистом хлестнул кадета по заду. Мальчишка дернулся, но не издал ни звука. – Это вам, мистер Боланд, за то, что опозорили флот.

Нахлеставшись до усталости, я отпустил всхлипывающего пацана в казарму, с отвращением бросил розгу в угол. На душе было гадко.

Правильно ли я поступил? Не скатились ли мы к варварству, введя в практику телесные наказания? Но ведь были времена, когда детей не били. Времена, оставшиеся в памяти человечества под именем Эпохи Бунтов. Тогда общество натерпелось от буйных подростков столько, что решило любой ценой отвратить их от преступлений, беспутства и лени.

И все-таки почему нельзя воспитывать ребенка в радости, а не в страхе; в любви, а не в страдании? А если бы отец воспитывал меня не так строго? Разве не стал бы я лучше?

Возник образ отца.

– Библия, Николас.

Помню, отец. «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его… Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней».

Из моей груди вырвался тяжкий вздох. С Библией не поспоришь.

Щурясь от яркого солнца, мы с Эдгаром Толливером прогуливались по территории Академии.

– Нелегко пережить такой резкий переход, – жаловался я.

– Похоже на второе рождение, – без тени сарказма заметил Толливер.

– Эдгар, пойми меня правильно. Я мечтал о тихой жизни с Анни…

– Среди груд журналов, украшенных твоими портретами, – съязвил он.

Мне сразу полегчало. Вечный, незыблемый сарказм Толливера – как это привычно, как искренне! И очень по-дружески.

– Что же мне делать теперь?

– Покончи с Серенко, – посоветовал сарказматик.

– А потом?

– Полетишь с кадетами в Фарсайд, подготовишь базу к визиту Военно-Космической комиссии ООН.

Это верно, в Фарсайде дел невпроворот. Толливер, как всегда, прав. А может, послать в Фарсайд Толливера и Джеффа Торна, а самому остаться в Девоне? Или навестить Анни? Эх, мечты…

– Ладно, лечу в Фарсайд.

В качестве начальника Академии мне приходилось летать в Фарсайд уже несколько раз, но еще ни разу я не организовывал полет целой сотни кадетов. Одному проще – заказываешь вертолет, летишь в Лондонский кос-мопорт, оттуда на шаттле до орбитальной станции «Порт Земли», а там тебя встречает какой-нибудь гардемарин.

А тащить в Фарсайд целое стадо первокурсников – настоящий кошмар. Слава Богу, мне помогали сержанты. Они свое дело знали хорошо.

В казармах сержанты научили неопытных кадетов складывать дорожные сумки. Сержанты в приемных – Киндерс в Девоне и Обуту в Фарсайде – согласовали время прибытия вертолетов и шаттла.

Я был вконец измотан всей этой беготней. Проверки и перепроверки проводил самолично. Вечером, совсем обессиленный, пригласил к себе в кабинет Толливера.

– Как там в Фарсайде со снабжением? – устало спросил я.

– Хватает всего – и жратвы, и туалетной бумаги.

– Толливер!

– Когда интендант сидит в карцере, заниматься снабжением нелегко, но кое-что нам удалось. Провианта и прочего кадетам хватит.

– Когда сержанта Серенко переведут в тюрьму?

– Завтра после обеда. Его отвезут в Портсмут, там же допросят под наркотиками правды на детекторе лжи.

Однажды мне тоже пришлось пройти допрос с применением так называемого наркотика правды и полиграфа. Голова после этого болит несколько дней, но потом все проходит бесследно.

– Кажется, к отлету подготовились, – неуверенно пробормотал я.

– Кажется. – Толливер потянулся. – А как насчет твоих «специальных» кадетов? Они полетят со всеми или с тобой?

– Я им не нянька!

– Конечно, не нянька. Ты начальник Академии, большая шишка!