Книга Морские нищие, страница 86 – Арт. Феличе

— Ох!.. А я думала… — отступила она, увидев незнакомого человека.

— Впустите переночевать.

Кряхтя и охая, старуха пропустила Мея в дом. В очаге жарко пылал хворост. Клокотала вода в глиняном котелке. Двое детей возились в углу возле корзинки с котятами. Рядом, развалившись на полу, рыжая кошка грела у огня спину.

— У вас хорошо! — сказал Мей, заботливо ставя свой посох в угол. — Давно уж я не видал такого мира и тишины…

— Ох, не греши, добрый человек! — всхлипнула старуха. — Прошли мирные времена…

— Что так?

Старуха недоверчиво покосилась на него и спросила в свою очередь:

— А кто ты такой будешь?..

— Я столяр из Алькмаара.

Старуха всплеснула руками:

— Господи боже мой, он из Алькмаара!.. Тория!.. Тория!.. Он из Алькмаара.

Дети, с любопытством поглядывавшие на пришедшего, подбежали ближе.

Сверху послышались торопливые шаги. Появилась высокая молодая женщина.

— Кто из Алькмаара, матушка?

— Вот он.

Все окружили Мея.

— Ну, что… как там… у вас?.. — осторожно спросила старуха.

— А вы за кого? — Мей снова оглядел очаг, стол, скамейку у окна, полку с простой глиняной посудой, бедную, невзрачную одежду хозяев и вдруг улыбнулся: — Боитесь?

— Боимся… Всего боимся, добрый человек, а пуще всего… солдат.

— А разве вы здесь одни женщины?

— Одни с детьми да старик, мой муж…

— А где же твой муж? — кивнул Мей в сторону молодой. Лицо Тории сразу точно осунулось.

— На войне.

— У испанцев или у гёзов?

Женщина замялась.

— Не спрашивай, добрый человек… — вмешалась старуха. — Теперь такое время — не знаешь, что кому ответить. Но думается мне, коли ты из Алькмаара, значит, не сделаешь нам зла… У гёзов ее муж. У гёзов, вот уже второй год пошел… А другой мой сын, младший, ушел в войсках принца на защиту Алькмаара… Вот мы и всполошились, когда узнали, что ты оттуда.

— Дайте поесть — все расскажу по порядку. Устал и голоден, как кошелек монаха: сколько ни клади — все мало!..

Женщины засуетились у очага.

— Мы, алькмаарцы, хорошо знали, что сделали с несчастным Гарлемом, — рассказывал Мей печально. — Испанцы не пощадили в нем ни женщин, ни детей, ни стариков. Никого не оставили в живых… ни одного человека…

Нарезая гостю сыр, старуха вздохнула:

— Ох, господи, господи!.. Слыхали и мы, как гарлемцы собирались выйти все вместе из города и пробиться сквозь вражеские войска. Сколько крови, говорят, было пролито там!

— Крови-то в них, думаю, маловато было после стольких месяцев голодовки, — возразил Мей. — Пять палачей с помощниками работали бессменно, пока не упали от усталости… Тогда оставшихся триста гарлемцев связали по двое, спина к спине, и утопили в озере.

— Расскажите об Алькмааре, — попросила Тория тихо.

Мей протянул руку и бережно дотронулся до своего посоха.

— Алькмаару было бы тоже плохо, если бы не придумали одно дело. Только дело это больно серьезное: город спасет, а кое-кого разорит.

— Да что такое, скажи на милость?.. — заволновалась старуха.

Тория вся превратилась в слух. Дети прижались к коленям матери.

— А вы ничего не замечаете на своих лугах?

— Вода прибавилась в канавах! — ввернул мальчик.

— Молчи, Гансли! Молчи и слушай, — остановила его мать.

— Мальчуган прав — вода прибавилась в болотах и канавах.

— Да неужели опять наводнение, как четыре года назад?

Мей внимательно посмотрел на женщин:

— А если это наводнение прогонит из страны испанцев?..

Старуха растерянно развела руками.

— Уж и не знаю, что сказать… И там смерть и тут. Ведь хлеб еще не весь убран с полей. Одним нам, без настоящих работников, разве управиться было?..

— Хлеб вырастет снова, матушка, — резко перебила ее Тория, — а сыновей твоих не воскресишь, если их убьют проклятые волки!..

— Верно! Верно! — подхватил быстро Мей. — Без моря нам не справиться с испанскими дьяволами. Без моря мы останемся с голыми руками и нас перевешают, как гарлемцев. Нет, лучше открыть все шлюзы в Голландии, чем умереть от испанских волков!

Старуха заплакала:

— Когда это все кончится, господи!.. Трудились, трудились, дожили честно до старости, и вся-то жизнь насмарку пошла… Сыновья на войне, малые дети сиротами растут… А тут еще вода затопит все поля. Что будем есть?

— А что ели гарлемцы, матушка? — Лицо Тории пылало. — Стыдно нам жаловаться, когда люди кровью своей добывают нам свободу! Никлас, уходя к гёзам, сказал: «Помни, жена, что я пошел защищать тебя и таких, как ты». И я помню. Последнюю рубаху надо отдать, чтобы потом можно было свободно вздохнуть.

— Верно! Верно! Ай да жена гёза! Побольше бы таких! — На лице Мея появилась радостная улыбка.

Она стояла, высокая, молодая, с пылающим лицом, и прижимала к груди плачущую от страха дочь.

— Молчи, молчи, глупая, все минует… И вода уйдет обратно в море, и отец твой вернется, и земля опять даст колос…

Мей смотрел на нее с восхищением.

— Послушали бы тебя те, кто по ночам тайком от стражи, охраняющей плотины и шлюзы, пытаются их починить и закрыть. Дидрих Сонуа, наместник принца Оранского в северной Голландии, старается вразумить безумцев, жалеющих свою жатву больше жизни алькмаарцев. За сытое брюхо они готовы продать совесть, честь, свободу — всё!.. Они проклинают Алькмаар, из-за которого может погибнуть их урожай.

— Так пусть Дидрих Сонуа, — сказала твердо Тория, — будет строгим начальником для слепых безумцев. Среди нас, крестьян, все же больше таких, как мой Никлас. Скажи это Дидриху Сонуа.

Она деловито вытерла заплаканное личико дочери, оправила на сыне рубашонку и послала их играть с котятами. А старуха, подняв на Мея полные слез глаза, спросила с тоской:

— Скажи хоть ты, добрый человек, скоро ли конец такой жизни или уж так и умру, не увидав сыновей?..

— Скоро ли конец войне, спрашиваешь? — Мей задумался, глядя на потухающий очаг. — Скоро, если все вот так, как твоя невестка, думать будем. А если станем только плакать да пощады просить, навеки детей своих рабами сделаем…

Мей до рассвета проговорил с семьей крестьян. Он не рассказал только одного: в дорожном посохе у него был спрятан тайный приказ Оранского и план разрушения плотин, сдерживающих воды моря.

Сбежавшаяся толпа алькмаарцев взволнованно слушала рассказ Питера Мея: