
Онлайн книга «Эхо прошлого. Книга 1. Новые испытания»
Брианна не обладала способностями к тихой дипломатии и потому вперила в него сердитый взгляд и сказала: – Потому, что кому-то из нас нужно работать, и если ты не хочешь, то, значит, придется мне. – Что ты понимаешь под «нужно работать»? – спросил Роджер. Проклятье, Бри права, он – трус, ведь он чертовски хорошо знает, что она имеет в виду. – Нам пока хватает денег, – добавил он. – Пока да, – согласилась она. – На год или два, может, больше, если будем экономить. А ты считаешь, что мы должны просто сидеть на задницах, пока не кончатся деньги? И что тогда? Тогда ты наконец начнешь думать, чем бы тебе заняться? – Я уже думал, – буркнул он сквозь зубы. Бри права, он уже давно почти ничем не занимался. Нет, конечно, была еще книга. Роджер записал все песни, которые запомнил в восемнадцатом веке, и снабдил их комментариями. Только это занятие вряд ли можно было назвать работой, да и больших денег оно не сулило. Но большую часть времени он все-таки думал. – Да? И я тоже. Бри повернулась к нему спиной и включила воду, словно хотела смыть все, что мог сказать в ответ Роджер. А может, просто улучила секунду, чтобы взять себя в руки. Вода перестала течь, и Бри повернулась к мужу. – Послушай, – произнесла она, стараясь говорить взвешенно. – Я больше не могу ждать. Нельзя надолго выйти из игры, а потом в любую минуту вернуться. Прошел почти год с тех пор, когда я в последний раз работала консультантом, я не могу больше ждать. – Ты никогда не говорила, что собираешься вернуться на постоянную работу. В Бостоне, когда Мэнди выздоровела и ее выписали из больницы, Бри пару раз поработала консультантом на краткосрочных проектах, заказы ей нашел Джо Абернети. «Послушай, парень, – доверительно сказал он тогда Роджеру, – она на месте сидеть не будет. Я знаю эту девочку, ей необходимо двигаться. С самого рождения малышки она отдавала ей все свое внимание, постоянные больницы, врачи, а сейчас она неделями приклеена к дому и детям. Ей надо отвлечься от своих мыслей». «А мне не надо?» – подумал Роджер, но не сказал этого вслух. Пожилой человек в плоской кепке выдирал сорняки вокруг одного из надгробий. Рядом с ним на земле лежала рыхлая кучка вырванной с корнями зелени. Старик посмотрел на Роджера, когда тот остановился у стены, приветливо кивнул, но ничего не сказал. Роджер хотел сказать Брианне, что она же мать. Хотел сказать о близости между ней и детьми, что она нужна им, как воздух, вода и еда. Порой он даже завидовал Бри, ведь дети не нуждались в нем так сильно. Разве можно отвергать этот дар? Нет, он попытался сказать нечто подобное. Результат был примерно такой, как если бы в заполненной газом шахте чиркнули спичкой. Роджер резко повернулся и вышел с кладбища. Он не мог прямо сейчас говорить с пастором, если честно, он вообще не мог говорить. Сначала нужно было остыть, вернуть голос. Он свернул налево и пошел вдоль Хантли-стрит, краем глаза поглядывая через реку на фасад церкви Святой Марии, единственного католического храма в Инвернессе. Вначале, в один из более рациональных моментов ссоры, Бри попыталась узнать, не она ли виновата. – Это все из-за меня? – серьезно спросила она. – Из-за того, что я католичка? Я знаю… Понимаю, это все усложняет. Ее губы дернулись. – Джем рассказал мне о миссис Огилви. Сейчас Роджеру было не до смеха, но, вспомнив, он не смог удержаться от короткой улыбки. Он тогда работал за амбаром, кидал в тачку хорошо перепревший навоз, чтобы разбросать по огороду. Джем помогал со своей маленькой лопаткой. – «Шестнадцать тонн выдал, а что досталось тебе?» [43] – пропел Роджер, если хриплое карканье, которое у него получилось, можно было назвать пением. – На день стал старше и глубже в дерьме! – проорал Джем, стараясь как можно лучше скопировать голос и интонации «Теннесси» Эрни Форда. Именно в этот неудачный миг Роджер повернулся и обнаружил, что у них гости: миссис Огилви и миссис Макнейл – столпы «Женского общества алтаря и чая» при Свободной Северной церкви Инвернесса. Роджер их знал, и что они здесь делают, тоже знал. – Мы пришли навестить вашу добрую жену, мистер Маккензи, – сообщила миссис Макнейл, улыбаясь поджатыми губами. Роджер не был уверен, что означает это выражение лица: либо внутреннюю сдержанность, либо миссис Макнейл просто боялась, что плохо подогнанные вставные челюсти выпадут, если она откроет рот шире чем на четверть дюйма. – О, боюсь ее нет дома, она уехала в город. – Роджер вытер руки о джинсы, решая, стоит ли протянуть ее для рукопожатия, но, взглянув на ладонь, передумал и просто кивнул. – Пожалуйста, заходите. Попросить девушку приготовить чай? Обе гостьи в унисон затрясли головами. – Мы до сих пор не видели вашу жену в церкви, мистер Маккензи. – Миссис Огилви пригвоздила его тусклым взглядом. Что ж, Роджер этого ждал. Конечно, можно было выиграть немного времени, сказав: «Ах, ребенок болел…», но какая разница, лучше покончить с этим одним махом. – Разумеется, – любезно произнес он, хотя его плечи невольно напряглись. – Ведь она католичка. В воскресенье она пойдет на мессу в церковь Святой Марии. Квадратное лицо миссис Огилви вытянулось от удивления, на миг превратившись в овал. – Ваша жена папистка? – спросила она, давая ему возможность исправить очевидную нелепость, которую он только что произнес. – Да, с рождения. – Роджер слегка пожал плечами. Беседа после такого признания была относительно недолгой. Быстрое знакомство с Джемом и строгий вопрос, посещает ли он воскресную школу, резкий вдох после ответа и пристальный буравящий взгляд, брошенный на Роджера перед тем, как дамы ушли. «Ты хочешь, чтобы я стала пресвитерианкой?» – требовательно спросила Бри во время ссоры. И это было отнюдь не предложение, скорее вызов. Роджеру вдруг отчаянно захотелось попросить ее именно об этом, просто чтобы убедиться, что она его любит и сделает, как он хочет. Но совесть верующего человека никогда бы не допустила подобных просьб, не говоря уже о совести любящего человека. Ее мужа. Хантли-стрит внезапно перешла в Бэнк-стрит, толпы пешеходов, наводнявших торговую зону, исчезли. Роджер прошел мимо маленького мемориального сквера, разбитого в память о службе медсестер во время Второй мировой войны, и, как всегда, подумал о Клэр. Правда, в этот раз с меньшим восхищением, чем обычно. |