Книга Лароуз, страница 109 – Льюис Эрдрич

— Военный камуфляж, — проговорила Джозетт, заказывая торты. — Понятно?

— Восторг, — произнесла Сноу.

Их мама собиралась съездить в мясной магазин в Хупдансе и купить там вырезку, уже нарезанную на порции для барбекю. Ландро отправили взять напрокат все необходимое для приготовления барбекю у дальних родственников и у Отти. Жареный хлеб обещала привезти бабушка Лароуз. Джозетт и Сноу хотели сделать капустный и картофельный салаты, а Холлис пообещал лед, два больших кулера и содовую, которую тоже взял на себя.

— Не говори папе раньше времени, — посоветовала Джозетт. — И покупай диетическую.

Холлис теперь был в курсе их планов. Он узнал о вечеринке за неделю до нее. Один из его школьных друзей сказал ему, что придет.

— Куда?

— На твою вечеринку.

— Какую вечеринку?

— Ой. Вот вляпался. Так это был сюрприз, старик? Я не знал.

Подошла Сноу.

— Мы собирались тебе рассказать!

— Или, возможно, устроить сюрприз! — сказала Джозетт. — Мы не могли принять решение. Все время спорили, как поступить.

— Боже, я так рада, что ты теперь знаешь, — призналась Сноу. — Мы были уверены, что Кучи проболтается.

— Нет, — возразил изумленный Холлис. — Я не знал. Вечеринка. Ничего себе.

Теперь он участвовал в планировании.

— А можно, — робко спросил Холлис. — Можно я…

— Что?

— Приглашу отца?

— О боже, конечно! — воскликнула Сноу.

— Он уже в списке, — сообщила Джозетт. — Мы послали ему приглашение.

— Вы сделали приглашения?

— Смотри не задохнись, Холлис.

На миг Джозетт стала самой собой. Самоуверенной и отвязной. Потом она вспомнила, что, может быть, влюблена в Холлиса, и ее голос стал мягким, нарочито легкомысленным.

— Да, мы напечатали их на мамином школьном принтере. Они, знаешь, очень простые. Ничего особенного.

— Нет, это не так, — возразила Сноу. — Джозетт сделала их по-настоящему элегантными. Она использовала все мыслимые шрифты, не забыв про RSVP ^[262] и тому подобное.

— А можно получить такое и мне?

— Конечно, — сказала Джозетт. — Проверь, все ли в порядке. Но мне кажется, я ничего не напутала.

— Дело не в этом, — возразил Холлис. — Я хочу вставить его в рамку. Повесить на стену. Там, где у меня будет стена и где я стану жить после вашего дома…

Он замялся.

— О, пожалуйста, оставайся с нами, — попросила Сноу.

Джозетт взглянула на его тонкое лицо и попыталась произнести «разумеется» как можно более небрежно, однако горло у нее пересохло, и она закашлялась. Почему это всегда происходит с ней? Сначала хочется прыгать от радости, а потом язык вдруг прилипает к гортани? Она попыталась засмеяться, но воздух попал в нос, и раздалось безобразное фырканье, достойное уродливого старика. Что могло быть хуже? Сноу смотрела на нее с таким выражением, будто хотела сказать: «Соберись». Холлиса смутило ее поведение, и он отвел взгляд, посмотрев в угол двора. Она глубоко вздохнула. Достоинство. Главное, соблюдать достоинство.

— Прости. Аллергия. Конечно, ты должен остаться.

Потом она снова посмотрела на Холлиса, и все, что было на сердце, отразилось на ее лице. Если бы он не был таким вежливым, он посмотрел бы на нее и заметил этот сигнал. Ах, если бы он только повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо. Он бы догадался. Он бы понял наверняка. Любовь светилась в ее глазах. Но Холлис по-прежнему смотрел на двор, когда ее взгляд застыл, а затем и вовсе погас. Он думал: «Что, если мне вырастить траву там, на этих голых участках двора? Возможно, ей бы это понравилось».

Джозетт хотела сделать в подарок Холлису бисерный медальон из крошечных граненых бусин, но до сих пор ей удалось вышить только кружок размером с десятицентовую монету. Сноу работала над парой мокасин и лоскутным одеялом. Она часто помогала бабушке шить такие одеяла и была опытной мастерицей, так что работа спорилась. У них имелись подложка из мягкого дерева, острое как бритва режущее колесо и большая пластиковая направляющая. Одним проходом колеса отрезалась нужная полоса ткани. Миссис Пис сидела рядом и, как обычно, копалась в бесконечных бумагах и письмах, лежащих в жестяных коробках. Недавно она, к своему удивлению, получила чрезвычайно сердечный ответ от исторического общества, которое за прошедшие годы часто меняло названия и почтовые адреса. Его президент обещал рассмотреть вопрос об останках первой Лароуз.

— Это из-за нового закона, — сказала Сноу. — Музеи должны вернуть нам наши священные предметы, верно? И наши тела. Родные могилы и все такое. Это называется «репатриация». Я делала в школе доклад.

— Как зловеще, — изрекла Джозетт, гоняясь иглой за крошечными бусинками, лежащими в крышке банки.

Сноу больше не комментировала сказанное сестрой, как на викторине по словарному запасу, потому что сейчас интересные слова они использовали всегда и славились этим.

— Я хочу, чтобы она вернулась, — прошептала бабушка. — Она сможет отдохнуть на холме рядом со своими родными. Мы воткнем на могиле Лароуз ее собственный фонарик.

— О нет, я его тут же выброшу.

Джозетт притворилась, что теряет сознание, и уронила голову на стол рядом с сигарной коробкой, полной бисера.

— Ну почему у меня ничего не получается? Какая я после этого индеанка?

Она подняла голову и села, отшвырнув кусочек пеллона ^[263] с крошечным кружком неравномерно нашитых бусин.

— Не делай так, — пожурила сестру Сноу, возвращая его Джозетт. — Ты потеряешь иглу. Бабушка может на нее сесть.

Сноу взяла работу сестры, подцепила бусинки концом иглы и начала быстро нашивать их, добавляя круговые ряды меди, золота и зелени. Джозетт с облегчением наблюдала, как медальон становится все шире и шире.

— Вышивка бисером — твоя стихия, — проговорила она восхищенно. — Любо-дорого посмотреть.

— Ты выбрала для медальона чересчур трудный бисер, — сказала Сноу. — Мелкое граненое стекло.

Джозетт потрогала круги, добавленные сестрой.

— Они такие совершенные. Просто жуть.

Сноу протянула ей медальон, и Джозетт вздрогнула.

— Продолжай! Пожалуйста! — попросила она.

Сноу забрала рукоделие. Теперь медальон был уже размером с четвертак.

Нашив еще несколько рядов, Сноу взглянула на Джозетт и спросила, кому предназначается подарок. Джозетт не ответила. Миссис Пис поставила ногу на педаль швейной машинки, и та громко застучала.