Книга У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем, страница 38 – Ольга Гусейнова

Я в сотый раз поправила на коленях подол скромного синего сарафана. Эх, догонять и ждать — хуже некуда! Ведь мне пришлось с полудня дожидаться своей очереди «обольстить» жениха. Каждой невесте отводилось по часу наедине с князем. Кукушка в больших напольных часах уже давно прокуковала восемь вечера. А меня никто не кликнул.

После меня Глаша осталась, а передо мной, если не ошибаюсь, была Эльса. Нет, я, конечно, не против, чтобы она занимала мое время. Пусть обольщает на здоровье. Мне бы отсюда уйти, но вместо этого я, верно в тысячный раз, прокручивала в голове, как бы так выскользнуть из компании невест, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.

Вот кожей чувствую, что просто так не отпустит. Вон чего утром учинил… Думаю, оставит при себе в качестве знахарки. И сменю я шило на мыло — одного вспыльчивого жестокого хозяина на более опасного. Вот и мучилась весь день, решая, как поступить? Как избавиться от князя, не говоря уже о том, чтобы не попасть к нему в гарем, и обрести свободу?

Музыканты перестали играть, видно, сейчас затянут другую мелодию, а я неожиданно уловила странный шум. Доверяя своему чуткому слуху, свойственному всем кошкам и каракалам в особенности, мало того, никогда еще меня не подводившему, я прислушалась. Дальше ноги, словно сами по себе, ведомые опять-таки кошачьим любопытством, понесли меня в покои князя.

Раздвинув искусно расшитый золотом красный полог, я оказалась на пороге просторной опочивальни, по углам которой горели десятки свечей, придавая ей таинственный вид. Полы устилают ковры, скрадывая шаги… А дальше я ошарашенно уставилась на князя, лежащего на огромной кровати, полностью обнаженного, и главное — привязанного за руки к кованому изголовью! И не абы чем, а тонкими, но крепкими цепями. У меня аж рот приоткрылся и мозги растеклись киселем, потому что спросила я глупость:

— А где Эльса?

— Эта тварь обманула меня и сбежала! — глухо, злобно прорычал оказавшийся в плену на собственной кровати его светлость, посмотрев на полог с противоположной стороны, надо думать, туда скрылась обманщица. — Как только освобожусь, она у меня попляшет.

— Сбежала? — тупо повторила я.

— Хватит болтать, быстро развяжи меня, а то руки затекли! — приказал Валиан.

К приказам я привычная, поэтому без разговоров направилась выручать пленника. Но прямо у кровати любопытство опять взяло верх:

— Как же это вы согласились-то, чтобы вас привязали? Неужто так соблазняют или чары женские творят?

— Сохранишь в секрете, тогда в моем гареме сможешь занять достойное место, — проворчал горе-жених, не сомневаясь в моем послушании.

Гарем? Я сразу мысленно встряхнулась, как если бы из воды вылезла, и взглянула на ситуацию по-новому. Эльса сбежала! А меня в гарем?! Нетушки! Так, меня не хватятся и беспокоить князя не будут еще приличное время, ведь все уверены, что я тут его ублажаю.

Невольно скользнула взглядом по обнаженному мужскому телу. Не любопытства ради, да и скромная я, а проверить — не случилось ли с пленником чего. Тем более жизнь учит нас не стыдиться своего тела, ведь оборот может произойти в любой момент. И голых мужчин я видала не раз и не десять. Поэтому хорошую мускулистую фигуру князя оценила, особенно сильные руки, скованные цепями: на запястьях кожа содрана до крови — безуспешно пытался освободиться, бедолага.

А взглянув на пах, удивленно хмыкнула: главное мужское достоинство, похожее на совсем молоденькую морковку, такую всю худенькую, меленькую, почему-то розоватого цвета (наверное, от стыда), пряталось в окружающих «зарослях» (видимо, от скромности).

Да-а-а… старый Вит оказался прав: только мужчина, не способный ублажить одну бабу, заводит себе гарем, чтобы скрыть сей прискорбный конфуз разными отговорками.

Вот и я, склонившись над князем, взяла подушку и прикрыла ему причинное место, пробормотав:

— Негоже такой срам показывать.

— Знаешь что… — злобно прошипел князь и дернул руками, надежно примотанными цепями, взглядом требуя, чтобы освободила.

А за стеной лилась красивая песня, словно издеваясь над хозяином дворца…

— Да уж вижу, — согласилась я и неодобрительно, иронично покачала головой, — только понять не могу, зачем вам гарем тот дался, когда и с одной-то женой справиться сложно. А «голодная» женщина — это самый злейший враг, уж поверьте…

И захлопнула свой болтливый рот, столкнувшись со взбешенным взглядом звереющего, частично меняющего ипостась леопарда:

— Ты…

Я пискнула, отпрыгнув от кровати, оборвав хриплый угрожающий рык, и зачастила:

— Ой, ваша светлость, простите за длинный язык. Простите, простите покорнейше, но не могу я быть ни вашей невестой, ни женой. Простите глупую, но мне пора бежать, а то столько дел, столько дел…

Кинулась к пологу, куда недавно смотрел князь, словно в спину Эльсе, надеясь найти там другой ход в его покои. Но, услышав злобный рев с кровати, стремительно развернулась и бросилась обратно. Валиан одарил меня ухмылкой победителя, которая завяла в тот же миг, как я сорвала ленту с головы и заткнула светлейшему рот какой-то тряпкой, кажется, чьими-то панталонами, и поверх завязала лентой, чтоб не выплюнул, тихонько приговаривая как хворому:

— Нижайше прошу меня простить за причиненные неудобства, ваша светлость. Но вы слишком громко себя ведете. Народ сбежится, а мне надо хоть чуточку времени. И поверьте, мой клан здесь совершенно ни при чем. Не нужны мне ни они, ни вы!

Сердце у меня колотилось так, что казалось, весь дворец слышит, вместе с музыкой, рычанием и скрежетом цепей и клыков. По коридорам я старалась идти неспешно, чтобы не привлекать внимания случайных встречных, иногда тенью прижималась к стенам, иногда кралась. Но в опочивальню влетела, словно за мной стая душников гналась, опасаясь, что слишком мало времени осталось на побег.

Открыла сундуки. Схватила отличной выделки кожаную дорожную котомку, подаренную в день отъезда, и начала запихивать туда самое необходимое, по ходу дела решая, в чем бежать: «Так, беглую невесту князя отыщут быстро, а вот на парня вряд ли обратят особое внимание!» Поэтому плотными валиками скатала с собой пару нарядных сарафанов и рубах, с которыми трудно было расстаться. Пригодятся на всякий случай. Поверх нарядов положила белье — несколько самых простых рубах, из тех, что с виду сразу не определишь, мужские или женские. Последней сложила часть купленной на рынке мужской одежды. Вспомнила о нужных в дороге вещах и дареном кузнецом кинжале в ножнах.

Быстро переоделась в мужской наряд. По новой куртке и сапожкам не понять — щеголь я или девица. Ладкины деньги сунула за пазуху. Поцеловала мамин амулет. Все! Взяла котомку в руки, но взглядом зацепилась за знахарскую корзину с травами да настойками. Нет, нельзя! Но душа не выдержала расстаться с добром, которое может кому-то спасти жизнь.

Намедни, сама не знаю по какому наитию, забрала с кухни тот самый мешок, что выторговала у мясника на базаре. Конечно, он пахнет свининой, ну да ничего. Завязала узел снизу мешка, чтобы был поменьше, и сунула туда корзину целиком, протянула веревку до горловины и крепко завязала. С мешком на плече и котомкой в руках я вышла навстречу свободе.