Яки не думала возвращаться. Она весело скакала по выставочному стенду из белых и желтых цветов, центр которого украшала немыслимых размеров лилия. Наверно, искусственная, ну нельзя же вырастить вот такущую лилию. Потом я вспомнила о Яки и снова начала ее манить. Вот же дрянная собаченция, веса в сто грамм, а хлопот на слона. Яки гордо сидела на огромной лилии в позе, не предвещавшей ничего хорошего.
– Нет! Нельзя! Фу!
Я залезла на парапет и, облокотившись одной рукой на основании клумбы, нащупала на земле поводок. Вот и все. Я степенно шла по выставочному залу в аромате сотен цветов, а за нашими спинами красовалась прекрасная лилия с коричневой кучкой посередине.
– Будет мне уроком, как проносить на выставку собаку в сумке, – тихо говорила я себя, запивая стресс мятным чаем.
– А ты милочка, сегодня без десерта, нельзя убегать, – ругала я Яки, но видела по ее счастливым глазам, что это все без толку.
Воздух был сладок и неистово цветочен. Я закрыла глаза и представила, что сижу в райском саду на лужайке, полной всех цветов мира, по одному каждого. Цветы колыхались, шелестели листьями, околдовывали ароматом, над ними жужжал рой пчел. Почему пчелы разговаривают? – думалось мне.
– Чья это собака? – жужжали пчелы.
Я резко открыла глаза и обнаружила, что Яки отвязалась от ножки стола.
Старая дама за соседним столиком указала направление, и я понеслась обратно к выставочным стендам.
Искать долго не пришлось. Яки лаяла с головы цветочного великана. Ну вот как, как она туда забралась? Я вынула из сумки зеленую перчину и чуть посвистела. Яки уставилась на перчину, а потом провалилась внутрь великана. Сердце ухнуло и замерло. Слезы брызнули из глаз, когда разворошив сапог цветочного великана, Яки с визгливым лаем понеслась мне навстречу.
– Больше никаких цветочных выставок вместе с Яки, – обещала я себе, припудривая размазавшуюся тушь.
А потом посмотрела на счастливую, хрустящую перцем Яки и добавила:
– И овощных тоже.
Мы вышли из павильона и отправились гулять в сквер. Вечерело, пахло недавно подстриженным газоном и цветущими гроздьями гледичии. Яки прыгала по траве, а я думала, как я буду жить без нее, и почему собаки живут меньше людей, и как бы я была счастлива, вручая своей внучке или внуку в наследство маленькую Яки.
Он выходит из ванной. На нем лишь полотенце, наброшенное на плечи. Он смотрит на меня. Подходит. Отбрасывает назад волосы, и на меня попадают капли воды. Они медленно стекают вниз. Он осторожно смахивает с меня каплю за каплей. Его лицо совсем рядом, я чувствую его дыхание. Его взгляд прикован ко мне. Он протягивает руку, берет флакон и орошает свое тело. Терпкий пленительный запах, словно глоток каберне. Сочные цитрусы. Нежная лаванда. Сладкая, как поцелуй, лакрица. Острый, как пронзающая стрела любви, перец. Лист лопуха, прикрывающий на миг наготу. И шершавая кора дуба. Он неотразим. И он мой.
Стойте. Подождите. Что он делает? Одевается? Да у него прекрасная белоснежная рубашка, шикарный костюм и суперские туфли, но он же собирается уходить. О нет! Берет ключи, дипломат и выходит за дверь. И я опять одна, одно, да какая разница. Теперь я – лишь край кровати, стул, тумбочка и маленький кусочек окна. Может хоть горничная зайдет и погладит меня полотенцем, а то этот красавец заляпал меня водой.
– Это фирменный торт прапрабабушки Иргуш. Помнишь ее? – говорит Гара.
– Та, что с головы до ног в родинках? – спрашиваю я.
– Да, она, – отвечает Гара.
Гара вынимает кристалл из разъема и дает мне кусочек своей памяти. Я усаживаюсь удобнее и начинаю смотреть.
Моя прапрабабка сидит у стола и мешает что-то в миске. Я подхожу ближе.
– Ты умеешь делать шоколад? – спрашиваю я тоненьким голоском.
– И не только, но это будет мой фирменный торт, – отвечает бабуля.
Я вижу нарезанные фрукты на большой тарелке, очищенные орехи на маленьком блюдце и кучу всяких баночек с приправами. Мой нюх улавливает очень вкусный запах, я иду за ним, а потом заглядываю в окошко духовки. Внутри что-то белое, похожее на огромный, чуть подмятый снежок. Бабушка ведет носом и тоже подходит к духовке.
– Вроде готов, – говорит она и выключает духовку.
– Давай вынимать, – прыгаю я от радости.
– Нельзя, ему надо прийти в себя, а то он схлопнется в блин.
Я жду мучительный час, когда бабушка все-таки вынимает этот снежный шар, каким-то неимоверным образом запихивает внутрь фрукты и орехи и заливает струйками шоколада.
– Я готова пробовать! – подбегаю я к столу, когда бабушка заканчивает.
– Вот и хорошо, но пробовать будем завтра, ему надо настояться в холодильнике, – рассказывает бабушка и убирает это чудо.
Признаться, я крайне расстроена, до завтра целая жизнь, это еще вечер, ночь и утро, в которое явно не дадут сразу слопать торт.
Мне скучно я хожу по комнатам и рассматриваю узоры на вязанных посеревших от старости салфетках, копаюсь в древнем серванте и раскладываю по размеру старинные серебряные ложечки с разными замысловатыми узорами на ручках.
Потом резко наступает темнота, я открываю глаза.
– Как жаль, что она не дожила до общего чипирования, – говорю я.
– Все равно бы ее не омолодили, – отвечает Гара.
– Но она могла оставить нам свою память, – говорю я.
Мы сидим в маленькой капсуле, Гара крепко обнимает меня, чтобы было не страшно приземляться. Но мне не страшно, я летала уже много раз, а Гара впервые покинула Землю. И страшно на самом деле ей, но я делаю вид, что мне тоже. Я жутко счастлива, что мы уговорили бабушку переехать на нашу планету.