Онлайн книга «Латунный город»
|
– Все слухи, – отмахнулся Али. – Пропаганда. Любой ученый скажет… – Это все неважно, – монотонно сказал Мунтадир. – Али, только посмотри на это, – он указал на свитки. – Они вели опись, освидетельствовали тела. Мы выиграли войну, но наши предки все еще боялись Нахид. Да они сохранили их трупы, лишь бы не оставить никаких сомнений в том, что Нахиды мертвы. Али не ответил. Он не знал, как отвечать на такое. В этом месте у него бегали по коже мурашки. Избранные дети Сулеймана обречены гнить в своих погребальных саванах. В пещере… нет, гробнице… было тихо, не считая потрескивания факелов. Мунтадир продолжил: – Дальше – больше. – Он высвободил небольшой ящичек в боковой части стеллажа и извлек оттуда медную шкатулку размером с ладонь. – Здесь тоже кровная печать. Того, что осталось у тебя на ладони, должно хватить. – Он протянул шкатулку Али. – Можешь поверить мне на слово: наши предки не хотели, чтобы это кто-то нашел. Я даже не знаю, зачем они это сохранили. Шкатулка потеплела в окровавленной руке Али, выпрыгнула крошечная пружинка. Внутри шкатулки лежал пыльный бронзовый амулет. Реликт, – узнал Али. Все джинны носили при себе что-то подобное: немного крови, прядь волос, иногда молочный зуб или кусочек облезшей кожи – все складывалось вместе со священными стихами и заливалось расплавленным металлом. Только этот предмет мог помочь джиннам вернуться в свое тело, если когда-либо их поработит ифрит. Такой амулет был и у Али, и у Мунтадира. Они носили их в стальных стержнях, продетых через правое ухо, по общей гезирийской традиции. Он нахмурился. – Но чей это реликт? Мунтадир мрачно улыбнулся в ответ. – Дараявахауша э-Афшина. Али выронил амулет, будто обжегшись. – Бича Кви-Цзы? – Разразит его гром. – Нельзя это хранить, – заявил Али. Страх дрожью пополз по позвоночнику. – Это… не так описывают его смерть учебники. Мунтадир внимательно посмотрел на него. – И как же ее описывают учебники, Ализейд? Что Бич исчез загадочным образом, в пиковый момент своего восстания, накануне попытки отвоевать Дэвабад? – Его брат опустился на колени и поднял амулет. – Какое удобное совпадение. Али замотал головой. – Этого не может быть. Джинн никогда не выдаст другого джинна ифритам. Даже своего злейшего врага. – Не будь ребенком, братишка, – упрекнул Мунтадир и вернул шкатулку на место. – Это была самая страшная война в истории нашего народа. А Дараявахауш был чудовищем. Это даже я знаю. Если Зейди аль-Кахтани хотел помочь своему народу, он пошел бы на все, чтобы положить конец этой войне. Даже на такое. Али был потрясен. «Такая судьба страшнее смерти» – вот что все в один голос говорили о рабстве. Вечное служение, необходимость исполнять самые страшные и интимные желания постоянно сменяющих друг друга человеческих повелителей. Из тех рабов, кого удавалось найти и спасти, лишь единицам посчастливилось сохранить здравый рассудок. Зейди аль-Кахтани не мог никого обречь на такое, – убеждал себя Али. Невозможно, чтобы долгое правление их династии было основано на страшном предательстве их расы. – Но это значит… не думаешь же ты, что разведчик видел… – Нет, – ответил Мунтадир слишком поспешно. – Этого просто не может быть. Вот он, его реликт, у нас. Он не мог бы вернуться в свое тело. Али кивнул. – Ну да, конечно, не мог. Ты прав. Он постарался выбросить из головы кошмарную мысль о Биче Кви-Цзы, окончательно обезумевшем, освобожденном после многовекового рабства, который жаждет мести за истребленных Нахид. – Зачем ты привел меня сюда, Диру? – Чтобы ты навел порядок у себя в голове. Чтобы напомнить о нашем настоящем враге. – Мунтадир обвел рукой лежащие тут повсюду останки Нахид. – Ты никогда не встречал Нахид, Али. Никогда не видел, как Манижа одним щелчком пальцев ломает кости джинну, стоящему в другом конце зала. – Но какая разница. Все равно они мертвы. – А Дэвы живы, – ответил Мунтадир. – Там, наверху, эти дети, за чьи судьбы ты так трясешься… что случится с ними в худшем случае? Они вырастут, считая себя чистокровными? – Мунтадир покачал головой. – Совет Нахид просто сжег бы их заживо. Да что там, половина Дэвов и сейчас сочтет это дельной идеей. Отец пытается не нарушить равновесия. Наша позиция – нейтральная. Только так мы сохраним мир в городе. – Он перешел на шепот. – А ты… твоя позиция не нейтральная. Джинны с твоими речами и образом мысли опасны. И отец никогда не закроет глаза на угрозу, висящую над его городом. Али прислонился к каменному саркофагу, но, вспомнив о его содержимом, тут же выпрямился. – Что ты хочешь сказать, Диру? Его брат посмотрел ему прямо в глаза. – Сегодня должно кое-что произойти, Ализейд. И тебе это не понравится. Поэтому я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не натворишь глупостей. Смертельная серьезность в словах Мунтадира напугала его. – Что должно произойти? Мунтадир покачал голвой. – Я не могу на это ответить. – Тогда как ты можешь просить меня… – Я просто хочу, чтобы ты позволил абе сделать то, что должно быть сделано для поддержания мира в городе, – Мунтадир хмуро посмотрел на него. – Я знаю, вы что-то замышляете с шафитами, Зейди. Я не знаю что и знать не хочу. Но это должно прекратиться. Сегодня же. У Али пересохло во рту. Он не мог выдавить из себя ответа. – Диру, я… Мунтадир успокоил его. – Нет, ахи. Мы не будем сейчас ссориться. Я твой эмир и твой старший брат, и я говорю тебе: держись от шафитов подальше. Зейди… посмотри на меня. Он опять взял Али за подбородок и вынудил брата посмотреть ему в глаза. Али увидел в его взгляде столько братской любви и тревоги, что у него чуть не перехватило дыхание. – Прошу тебя, ахи. Иначе еще немного, и я уже ничем не смогу тебе помочь. Али сделал глубокий вдох. Оставшись наедине со старшим братом, с которого он много лет брал пример, бок о бок с которым проведет и всю свою жизнь в роли каида, служа ему и защищая его, Али почувствовал, как страх и стыд, копившиеся в нем последние недели, все тревоги, обрушившиеся на него тяжким бременем, начали наконец ослабевать. Его прорвало. Голос Али дрожал от переизбытка чувств. – Прости меня, Диру, пожалуйста. Я не хотел, чтобы все так обернулось… Мунтадир обнял его. – Все будет хорошо. Просто… докажи мне сейчас свою верность, и обещаю тебе, что, когда я стану королем, я прислушаюсь к твоим советам о нечистых. Я вовсе не хочу вредить шафитам, и мне тоже кажется, что отец порой слишком строг к ним. И я знаю тебя, Али, и твой быстрый ум, и любовь к фактам и цифрам. – Он постучал Али по виску. – Я уверен, найдутся и хорошие идеи среди этого букета сомнительных решений. |