
Онлайн книга «Русский Рокамболь»
Серп месяца бросал свой робкий слабый свет на их лица. Прекрасное лицо Терентьевой было бледно. — Елена, — через некоторое время начал Андрюшка, — дела мои очень плохи, проклятый братец преследует меня не на шутку, из пяти моих квартир безопасных осталось только две… А главное… главное — это полное отсутствие денег… Наше общество требует расходов, а денег нет!.. — О, если бы я могла достать! — с тоскою воскликнула Терентьева. — Разве украсть у отца?.. — подняла она вдруг голову, блестящими глазами заглянув в лицо Андрюшки. — И бежать потом?.. — тихо добавил он. — С тобой? — Конечно… — Хорошо, завтра же у тебя будут деньги… Ну, полно, не смотри же так грустно… У отца в несгораемом шкафу громадная сумма… — О, если бы это удалось тебе! — Удастся, — тихо сказала Терентьева. Так и было решено: она должна была на рассвете принести деньги на одну из квартир. Вернувшись домой, Терентьева, по обыкновению, солгала, сказав еще не спавшему старику, что она была в театре и там встретила семейство одной из своих подруг по пансиону и поехала к ней ужинать. Старик удовлетворился этим ответом и вскоре лег спать. Чутко прислушиваясь из будуара, Елена Николаевна слышала, как вышел из кабинета отца камердинер, приходивший каждый вечер раздевать его. Шаги его, тихо проскрипев по зале, смолкли где-то около людской. Еще полчаса — и в доме воцарилась мертвая тишина. — Пора! — сказала сама себе Терентьева, и сердце ее забилось так сильно, что ей казалось, она слышит в тишине комнаты его стук. Она потушила свечу и остановилась в дверях своей комнаты. На минуту ее взяла нерешительность, не то чтобы нерешительность, она твердо решилась на кражу, но какое-то странное чувство тоски. Перед глазами ее вдруг мелькнули картины детства, картины беззаветной любви к ней отца, и ей хотелось зарыдать. Слезы выступили на глаза, и она сжала грудь руками, как бы удерживая готовые вырваться из нее рыдания. Но вот она глянула в окно, сквозь неопущенные шторы гостиной виднелось то же небо, усеянное звездами, и тот же молодой, но яркий полумесяц. Она моментально вспомнила, что он говорил ей, и решимость ее окрепла. — Я должна это сделать для него, — сами собой шепнули ее губы, и она тихо побрела по темной анфиладе комнат босыми ногами, боясь наткнуться на мебель или разбить что-нибудь. Вот и зала, по другую сторону которой виднелась зеркальная дверь в кабинет. В большие венецианские окна падал тот же робкий блеск месяца. Он клетками лежал на паркете, проходя сквозь узоры занавесей… Ряд зеркал с другой стороны отразил ее крадущуюся фигуру и заставил плечи передернуться судорожной дрожью. «Я воровка!» — мелькнуло у нее в голове. А чей-то мрачный, укоризненный голос добавил: «И любовница убийцы». На мгновение Елена Николаевна схватилась за спинку ближайшего стула и с выражением нечеловеческого мучения на своем прекрасном лице взглянула куда-то вверх, на край люстры, судорожно сжав шелковую обивку спинки. Но вот она опять двинулась вперед. Вот беззвучно приотворила дверь, вот она и в кабинете. Тут пахло каким-то лекарством и сигарой. Терентьева прислушалась и услыхала явственно хриплое, но глубокое дыхание спящего. В углу блеснул тот самый шкаф, который составлял цель ее путешествия. Но надо было раньше засунуть руку под подушку и достать старый толстый кошелек отца, тот самый, который она помнила с детства. В этом кошельке лежит ключ, тоже знакомый ей. Его надо взять и им отворить шкаф. Терентьева приблизилась к постели. Седая лысая голова покойно лежала на подушке. Она кинула взгляд на лицо с закрытыми глазами, и опять чувство раскаяния шевельнулось в ее душе… Но раздумывать и колебаться уже было поздно. Она делала это для него; просунув дрожащую руку под подушку, она вытащила кошель, раскрыла его. Вот и ключ. Она подошла к шкафу и, забыв положить обратно кошель, стала отворять его дверцы. Но отчего дверцы не поддаются? Ведь это тот же ключ? Она знает его… Вот семь бороздок… вот излом… Ага, он с секретом… Боже!! А она не знает этого секрета! Он даже не входит!.. Холодный пот выступил на лбу Елены Николаевны. Неужели же не удастся?! Она почувствовала, что мысли ее начали путаться. Какая-то холодная льдинка скользнула под черепом, и от движения ее ей захотелось захохотать, как от щекотки… Она еще раз попробовала ключ, но тщетно! Тогда случилось что-то страшное. Терентьева с силой ударила в дверцы, кто-то схватил ее за руку. Это был отец, бледный, как полотно его рубахи. Она не выдержала и захохотала, громко, раскатисто, так что эхо этого безумного смеха отдалось во всех комнатах. — Елена, Елена! — звал ее старик. — Что с тобой?! Но она продолжала дико хохотать. Из передней раздался топот нескольких ног. Это бежали слуги… — Отец, — бормотала Елена Николаевна, — пусти меня к нему… Ну, пусти, пожалуйста, он ждет, бедный… Если я опоздаю, он будет беспокоиться… Старик наконец понял, что дочь лишилась рассудка. Он зарыдал, как ребенок, и стал покрывать ее голые плечи поцелуями отчаяния… — Дитя мое! — лепетал он. — Очнись!.. Дочь моя, тебе нужны деньги… На! На! Бери их!.. Он бросился к шкафу и отворил его дверцы, думая тем привести ее в сознание… — Там пусто! — сказала помешанная. — Деньги уже у него… закрой шкаф… он теперь пустой!.. И после короткого молчания, с опущенной головой, она вдруг закричала: — Пустите же меня!.. И хотела кинуться бежать, но ее схватили две горничные, потом кинулась прислуга и старик. Вся эта толпа еле-еле могла сладить с нею. Помешанная отбивалась с нечеловеческой силой. Она кусалась, била ногами и царапала… Наконец ее удалось поднять на руки и снести в будуар. Тут ее привязали простынями к постели и послали за доктором. Старик, дрожа, в одной рубашке, громко рыдал. Несмотря на все то, что совершилось, он все еще не верил в помешательство дочери. Дрожа и всхлипывая, он продолжал спрашивать ее, куда она хочет идти. — К нему… к нему… Разве ты не знаешь его, отец? — Кого? — Жениха моего… Андрея… графа Радищева?.. Старик отшатнулся при этом имени и разом понял все… |