Книга Корректировщик. Блицкрига не будет!, страница 18 – Георгий Крол

– И сколько из них с самолёта?

– 47, товарищ майор.

– Ясно. Как попали к нам? Получили назначение или попросили назначение?

– Выбила. Неделю доказывала, что имею боевой опыт и парашютную подготовку. В самый раз для парашютной бригады.

– Воздушно-десантной бригады, товарищ военфельдшер. А вы задумывались о специфике нашей службы? Машин нет, всё на себе. В батальоне 450 человек, всё необходимое потащите вы и ваши подчинённые, сможете? А если я прикажу не оказывать помощь тяжелораненым, которых нельзя спасти, с целью экономии медикаментов, сможете? Или прикажу оставить «тяжёлых» раненых, сдерживающих скорость передвижения, в каком-нибудь овраге или лесочке, сможете? Или начнёте говорить о долге советского врача и гуманизме?

Она смотрела на меня с минуту. Глаза сузились и потемнели.

– Я начинала финскую в составе 44-й дивизии 9-й армии. – Я заметил, как странно напрягся уходящий уже Серёга, как оглянулся, как в его глазах появилось какое-то странное, нервно-сочувствующее выражение. – Мне приходилось 18-летним мальчишкам ампутировать ноги и руки. А двоим, кроме ног, кое-что ещё. Сильное обморожение, опасность гангрены. Они кричали, что лучше бы я их зарезала. Или сама зарезалась. Я смогу выполнить приказ, если это будет необходимо.

– Спасибо, Елена Ивановна, я понял. Товарищ батальонный комиссар, а как у вас со здоровьем?

– Батальонный комиссар Оболенский Сергей Аристархович. Я здоров. А худоба – месяц следственного изолятора и семь месяцев Ильмень-лага. Освобождён и восстановлен в правах и звании 18 марта сего года.

– Где проходили службу, Сергей Аристархович?

– На Дальнем Востоке, в пограничных частях НКВД. Воевал у озера Хасан в 1938-м и на Халхин-Голе.

– Когда и где вас арестовали?

– В начале июня был контужен и получил отпуск на 15 суток. Приехал в Москву, там и арестовали. Через неделю. Обвинили в шпионаже в пользу японцев.

У меня в голове что-то щёлкнуло. Японский шпион, Москва, освобождение в марте. Уж не мой ли «любимый» следак за этим стоит. Как раз в начале марта Берия ему обещал прошерстить все «дела», так может, это одно из них?

– У вас следователем не майор Толстой был?

Комиссар нахмурился, в глазах начала накапливаться тревога.

– Понятно. Мне тоже довелось с ним общаться. Я был его последним подследственным, до того, как его самого арестовали. Так что мы с вами, в некотором роде, побратимы. Вам необходимо усиленное питание, вот Елена Ивановна проследит. Семья есть?

– Да, они в Москве остались. Квартиру нам вернули, жалко было сразу сдёргивать. Им тоже досталось.

– Я знаю, Сергей Аристархович. Если что-то будет нужно – обращайтесь. Работы у нас много, специфику вам придётся учить с нуля и очень быстро. Время не ждёт, да и нет его у нас. Почти. Но я рад служить вместе с вами. И с вами тоже, Елена Ивановна, хотя вам будет труднее всех. Будем заниматься отдельно, а то ведь доказывать, что вы десантник, более того, командир, придётся день за днём и час за часом. Всё, товарищи, вы свободны.

Сергея я разыскал в здании штаба и, дождавшись, когда он освободится, задал занимавший меня вопрос.

– Слышь, бродяга, а что там было с 44-й дивизией 9-й армии? А то взгляд у тебя был…

– Понимаешь, Егор, это была паршивая история. 163-я дивизия попала в окружение, и 14 декабря ей на помощь бросили 44-ю дивизию. Она наступала из Ваненвара по дороге на Суомуссалми. Наступала совершенно бестолково, различные подразделения попадали в финские засады. 7 января основные силы дивизии были окружены, и, хотя положение не было безнадёжным, командир дивизии и начштаба отдали приказ отступать, бросая обозы и технику. Сами сбежали. Дивизия потеряла почти всю технику, все обозы и лошадей, бросили раненых. Короче, всё командование дивизии было приговорено к высшей мере. Их расстреляли перед строем. И ещё. Я посмотрел личное дело. Военврач Громова была ранена 8 января и, раненая, вывела из окружения три грузовика с ранеными и персоналом, причём один из них вела сама. Почему её не представили к награде, не знаю, видимо, не хотели награждать никого из этой части. Такая вот история.

Спустя три дня вечно флегматично-молчаливый шофёр Степан в 5.30 утра вёз нас с Серёгой в часть. Я посмотрел на своего осоловевшего от недосыпа друга и вспомнил старый анекдот.

– Слышь, Серёга, анекдот хочешь? Встречаются два приятеля. Один жалуется, мол, всё плохо, жена гуляет, сын двоечник, начальство не уважает… Друг ему говорит: «Ты успокойся, жизнь, она как зебра, то чёрная полоса, то белая, так что не бери в голову». Проходит месяц, снова встретились, и первый говорит: «Слушай, как ты был прав!!! Это была белая полоса…»

Следующая минута едва не стала для нас последней. Машина резко ушла куда-то в сторону и затормозила в сантиметрах от крепкого такого дерева. Шофёр лежал на руле и издавал странные хнычущие звуки. Первая мысль была, что его сняли из чего-то с глушителем. Вторая, так как стёкла были целы, что он просто отрубился, чёрт его знает отчего. И тут раздался плачущий голос:

– Ну, хиба ж так можно, товарищу командир. Я ж трохи машину не розбыв. А в мэнэ ж однои аварии за всю службу нэма. Ви таки истории бильше не розповидайтэ. Х-х-х… Це була била смуга…

Тут он посмотрел на наши лица и умолк. Мы тоже посмотрели друг на друга и стали ржать. Сквозь смех Сергей махнул рукой растерянному шофёру:

– Езжай давай, тонкий ценитель юмора. Опаздываем ведь.

Не знаю почему, но этот прикол дал нам необходимую эмоциональную разрядку. Стало как-то легче дышать. Работа действительно была непосильная. Серёга взял на себя большую часть «физики», то есть физподготовку, частично рукопашный бой и стрельбу. Я занимался парашютно-десантной, тактической и специальной. Плюс отдельно с комиссаром и военфельдшером. Хотя с ней всё чаще тоже занимался Серёга.

После восемнадцати ноль-ноль, когда сил двигаться уже не было, я, авансом, рассказывал о новых видах оружия, которые нам обещали в будущем. Под подписку о секретности. Ребята, правда, не очень верили, ну, поживём – увидим. Так ушло ещё две недели, как сплошной учебный день. А потом пришла пора прыгать. И не поодиночке с «По-2», а с серьёзной машины. И я упёрся в стену.

Командир соседнего полка ТБ-3 меня и слушать не желал. Размахивать просто так «красной» книжечкой не хотелось, мужики тоже пахали будь здоров. И обиду их я тоже мог понять. С нашим появлением им доставались лишь остатки. И неясно, чего вдруг. О моих полномочиях те, кто знал, помалкивали, слава богу. Командир у бомберов попался упёртый: будет приказ моего начальства – получите, а нет – у нас своих дел полно.

А к середине этого сволочного дня стало совсем весело. Пришли за Пушкиным. Ну, то есть приехали. По счастливой случайности, он был у нас, давал указания строителям, которые начали всё-таки работать над стационарными казармами. Приехали за ним трое, аж из Москвы. Лейтёха с двумя бойцами. На меня они вообще не соизволили обратить внимание. Медленно идёт чистка, ох медленно.