Онлайн книга «Книга для родителей»
Иван Прокофьевич отклонял от себя честь автора этой системы. Он говорил: – Ничего я не придумывал! Семья – это дело и хозяйство, разумеется. Деньги поступают и расходуются, это не я придумал. А раз деньги – должен быть порядок. Деньги тратить в беспорядке можно, только если ты их украл. А раз есть дебет и кредит, значит, есть и порядок. Чего тут придумывать? А кроме того, такое обстоятельство: дети. А когда же их учить? Теперь самое и учить. Больше всего удивляло меня то обстоятельство, что Иван Прокофьевич не завел у себя никакой бухгалтерии. Он ничего не записывал и детей к этому не приучал. По его словам, в семье это лишнее: – Запись нужна для контроля. А нас семь человек, сами себе и контроль. А приучи к записи, бюрократами и вырастут, тоже опасность. Вы знаете, из нашего брата, бухгалтера, больше всего бюрократов выходит. Работа такая, ну ее! Веселый глаз Ивана Прокофьевича умел видеть все подробности финансовых операций членов семьи, не прибегая к бухгалтерским записям. Иван Прокофьевич выдавал карманные деньги накануне выходного дня в довольно торжественной обстановке. В этот день после обеда из-за стола не расходились. Феня убирала посуду и сама присаживалась рядом с Иваном Прокофьевичем. Иван Прокофьевич раскладывал на столе бумажник и спрашивал: – Ну, Севка, хватило тебе на неделю? У Севки в руках измазанный кошелек, сделанный из бумаги. В кошельке множество отделений, и в развернутом виде он похож на ряд ковшей в землечерпалке. Севка встряхивает эти ковши над столом, из них падают двугривенный и пятак. – Вот, еще и осталось, – говорит Севка, – двадцать пять копеек. Варюша свой кошелек, такой же сложный и хитрый, держит в металлической коробочке из-под монпансье, кошелек у нее чистенький, незапятнанный. На его подозрительную полноту иронически косится Севка: – Варюшка опять деньги посолила. – Опять посолила? – расширяет глаза Иван Прокофьевич. – Ужас! Чем это может кончиться? Сколько у тебя денег? – Денег? – Варюша серьезно рассматривает внутренность кошелька. – Вот это рубль и это рубль… и это… тоже рубль. Она безгрешным, ясным взглядом смотрит на Ивана Прокофьевича и раскладывает рядом с кошельком несколько монет и два новеньких рубля. – Ой-ой-ой, – подымается на стуле Сева. Старшие наблюдают отчетную кампанию с дружеской симпатией, своих кошельков не достают и денег не показывают. – Это Варюша собирает на курорт, – улыбается Павлуша. – И не на курорт, а на другое, на другое! На посуду, и на столик, и на лампу для куклы. – Пожалуйста, пожалуйста, – говорит Иван Прокофьевич. Меня всегда удивляло, что Иван Прокофьевич никогда не расспрашивает ребят о произведенных расходах и о расходах предстоящих. Потом я понял, что расспрашивать и не нужно, потому что никаких секретов в семье не было. Иван Прокофьевич вынимает из бумажника серебряную мелочь и передает малышам: – Вот тебе рубль и тебе рубль. Потеряется, не отвечаю. Проверяйте деньги, не отходя от кассы. Севка и Варюша аккуратно проверяют деньги. Варюша два раза передвигала гривенники с места на место, лукаво блеснула глазами на Ивана Прокофьевича и засмеялась: – Ишь ты какой, давай еще один! – Да не может быть. Там десять. – Смотри: один, два, три… Иван Прокофьевич загребает деньги к себе и напористобыстро считает: – Один, два, три, четыре, пять, семь, восемь, девять, десять. Что же ты, а? Смущенная Варюша повыше взбирается на стул и снова начинает одним пальчиком передвигать гривенники. Но Севка громко хохочет: – Ха! А как он считал? Он неправильно считал. Пять, а потом сразу семь, а нужно шесть. Иван Прокофьевич говорит серьезно: – Ну, положим, ты проверь. Сбив головы в кучу, все начинают снова считать гривенники. Оказывается, что их действительно десять. Иван Прокофьевич хохочет, откидывая массивное тело. Только Феня прикрыла рот и блестит глазами на дядю: она видела, как он метнул из-под бумажника дополнительный гривенник. Малыши начинают раскладывать мелочь в свои сложные деньгохранилища. Наступает очередь старших. Павлуша получает три рубля в шестидневку, Феня – пять рублей. Выдавая им деньги, Иван Прокофьевич спрашивает: – Вам хватает? Старшие кивают: хватает. – Пусть хватает. До первого января ставки изменению не подлежат. Вот если нам прибавят жалованья, тогда посмотрим, правда? На прибавку надеются не только Иван Прокофьевич, но и Феня с Павлушей. Павлуша учится в ФЗу. Феня – в техникуме. Свои стипендии они отдают целиком в семейную кассу; это непреложный закон, в правильности которого ни у кого нет сомнений. После получки Иван Прокофьевич иногда говорит в семейном совете: – Приход: мое жалованье – 475, Павлушкино – 40, Фени – 65, итого 580. Теперь так: матери на хозяйство 270, ваши карманные 50, так? Во: 320, остается 260. Дальше. Бабушка в сторонке хрипит: – Я знаю, чего им хочется: навязло в зубах радио, четырехламповое какое-то. И в прошлом месяце все толковали про это радио. Говорят, двести рублей. Копить и купить! – Купить, – смеется Павлуша, – радио – это тебе культура или как? – Какая это культура? Кричит, хрипит, свистит, а деньги плати. Если культура не дура, купи себе ботинки и ходи, как картинка. А какие у Фени туфли? – Я подожду, – говорит Феня, – давайте купим радио. – И на ботинки хватит, – отзывается Иван Прокофьевич. – Верно, – орет Севка, – радио и ботинки, видишь, бабушка. И ходи, как картинка. Такие бюджетные совещания бывают у Пыжовых редко. Подобные проблемы затрагиваются у них по мере возникновения и решаются почти незаметно для глаза. Иван Прокофеьвич признает такой способ наилучшим: – Тот скажет, другой подскажет, смотришь, у кого-нибудь и правильно! А народ все понимающий – бухгалтерские дети. У Пыжовых было то хорошо, что они не стеснялись высказывать даже самые далекие желания и мечты, о немедленном удовлетворении которых нельзя было и думать. Четырехламповый приемник появился раньше всего в такой мечте. В такой же проекции возникли и санки для Севы, и другие предметы. О вещах более прозаических не нужно было и мечтать. Однажды Феня, возвратившись из техникума, просто сказала Павлуше: – Уже последние чулки. Штопала, штопала, больше нельзя. Надо покупать, понимаешь? И вечером так же просто обратилась к Ивану Прокофьевичу: – Давай на чулки. – До получки не дотянешь? – Не дотяну. |