Онлайн книга «Книга для родителей»
Когда Иван Петрович приступил к ужину, Вера Игнатьевна, сидя на стуле у стены, сказала: – Сегодня у нас был диспут, а после диспута, представьте, меня премировали. Тамара широко открыла глаза и забыла о своих страданиях. Иван Петрович спросил: – Премировали? Интересно! Много дали? – Отрез на платье. Иван Петрович поставил по сторонам тарелки кулаки, вооруженные ножом и вилкой, и сказал, деловито и вкусно пережевывая мясо, постукивая черенком ножа по столу: – Старомодная премия! Тамара подошла к столу, полулегла на него, приблизила к матери живой, заинтересованный взгляд: – Ты уже получила? – Нет… он там. там, в инпошиве. – Так она уже есть? Материя уже есть? Вера Игнатьевна кивнула головой и застенчиво посмотрела на дочь. – А какая материя? – Крепдешин. – Крепдешин. А какого цвета? – Я не видела. не знаю. Головка Тамары со всеми принадлежностями: хорошенькими глазками, розовыми губками, милым, остреньким, широким у основания носиком – удобно расположилась на ладошках. Тамара внимательно рассматривала мать, как будто соображала, что получится, если мать нарядить в крепдешин. Ее глаза подольше остановились на колене матери, спустились вниз, к туфлям, снова поднялись к плечам. – Будешь шить? – спросила Тамара, не приостанавливая исследования. Вера Игнатьевна еще больше застыдилась и сказала тихо, с трудом: – Да… думаю… моя юбка старенькая уж… Тамара скользнула по матери последним взглядом, выпрямилась, заложила руки назад, посмотрела на лампочку. – Интересно, какой цвет? Иван Петрович придвинул к себе тарелку с сырниками и сказал: – У нас давно не премируют вещами. Деньги во всех отношениях удобнее. Полным голосом новое платье заговорило только на другой день. В обеденный перерыв в библиотеку пришел Андрей Климович и сказал: – Ну, идем наряжаться. Веселая, черноглазая Маруся набросилась на него с высоты верхней ступеньки лестнички: – А вы чего пришли? Думаете, без вас не управимся? – А я нарочно пришел. Идем с Верой Игнатьевной в инпошив. Вера Игнатьевна выглянула из своей комнатки. Андрей Климович показал головой на дверь. – Да куда вы пойдете? Кто вас пустит? Это дамский инпошив. Без вас обойдемся. Маруся спрыгнула с лестнички. – Вам нельзя туда. – Маруся, вот я вам два слова по секрету скажу. Вот идем сюда. Они отошли к окну. Там Андрей Климович шептал, а Маруся смеялась и кричала: – Ну да! А как же? Конечно! Да какой же это секрет?! Знаем без вас, давно знаем! Будьте спокойны! Не-ет! Нет, все понимаем. Они возвратились от окна довольные друг другом, и Маруся сказала: – Давайте сюда эту самую премию. Андрей Климович отправился в самый дальний угол библиотеки. Его вторая сообщница, такая же веселая, только беленькая, Наташа, развевая полами халатика, бросилась за ним с криком: – Под десятью замками! Сами не откроете! Они возвратились оттуда с знаменитым свертком. Вера Игнатьевна за своим столом работала, обложившись счетами. Наташа внимательным, любовным движением отняла у нее перо и положила его на чернильницу, отодвинула в сторону счета и с милой девичьей торжественностью положила перед Верой Игнатьевной перевязанный ленточкой сверток. Двумя пальчиками она потянула кончики узелка, и через секунду голубая ленточка уже украшала ее плечи. И вот из конверта белой блестящей бумаги первым лучом сверкнул радостный, праздничный шелк. – Вишневый! – закричала Наташа и молитвенно сложила руки. – Какая прелесть! – Ну, что вы, вишневый! – смутилась Вера Игнатьевна. – Разве это можно? Но Наташины руки уже подхватили благодарные волны материи и набросили их на грудь и плечи Веры Игнатьевны. Она с судорожным протестом уцепилась за Наташины пальцы и покраснела до самых корней волос. Маруся пищала: – Какая красота! Как вам идет! Какая вы прелесть! У вас такой цвет лица! Как это замечательно выбрано: вишневый крепдешин! Девушки обступили Веру Игнатьевну и с искренним восторгом любовались и глубокой темно-красной волной шелка, и смущением Веры Игнатьевны, и своей дружеской радостью. Маруся тормошила за плечи Андрея Климовича: – Это вы выбирали? Сами? – Сам. – Один? – Один. – И выбрали вишневый? – Выбрал. – Врете! Не может быть! Жену с собой водили. – Зачем мне жена? Если я сам с малых лет, можно сказать, в этих шелках… можно сказать… купался… и вообще вырос. – В каких щелках? Где это вы так выросли? – А вот в этих самых креп. креп. кремдюшинах! Как же! Андрей Климович разгладил усы и серьезно приосанился. Маруся смотрела на него недоверчиво: – Вы такой были. аристократ? – А как же! Моя мать, бывало, как развесит одежду сушить. после стирки, прямо картина: шелка тебе кругом разные – вишневые, яблочные, абрикосовые! – А-а! – закричала Маруся. – Сушить! Разве шелковую материю стирают? – А разве не стирают? – Не стирают! – Ну в таком случае беру свои слова назад. Девушки пищали и смеялись, снова прикидывали материю на плечи Веры Игнатьевны, потом на свои плечи и даже на плечи Андрея Климовича. Он держал прежнюю линию: – Мне что? Я привычный! В заводском инпошиве продолжались такие же торжества. Вокруг вопроса о фасонах разыгралась такая борьба, что Андрей Климович повертел головой, махнул рукой и ушел – только на крыльце сказал: – Ну и народ же суматошный! Вера Игнатьевна настаивала на самом простом фасоне: – Это не годится для старухи. У Наташи от таких слов захватило дыхание, и она снова тащила Веру Игнатьевну к зеркалу: – Ну, пускай, пускай гладко! А все-таки здесь нужно немного выпустить. Седой бывалый мастер кивал головой и подтверждал: – Да, это будет лучше, это будет пышнее. Вера Игнатьевна чувствовала себя так, как будто ее привели сюда играть с малыми детьми. Даже в далекой своей молодости она не помнила такого ажиотажа с шитьем платья, тем более сейчас ей казались неуместными все эти страсти. Но девиц остановить было невозможно. Разогнавшись на фасонах, они перешли к прическе и предлагали самые радикальные реформы в этой области. Потом пошли темы чулок, туфель, комбинаций. Наконец, Вера Игнатьевна прогнала их в библиотеку, воспользовавшись окончанием обеденного перерыва. |