Книга В тихом городке у моря, страница 33 – Мария Метлицкая

Пять лет тянулась – именно тянулась – эта история, их непростая семейная жизнь. Ну и в какой-то момент забуксовала и окончательно встала.

Но пока до этого было еще далеко. В ночь на пятое августа он отвез Алену в роддом. Шестого утором у него родился сын, и он задыхался от счастья. Три дня, не покладая рук, забыв о сне, отдыхе и еде, доделывал этот дурацкий бесконечный ремонт. К двенадцати все закончилось – за окном была темная, почти черная, летняя ночь. Он распахнул окно и стал жадно вдыхать свежий после дождя воздух. Их стало трое. И это означало, что сын, их общий ребенок, их мальчик, сблизит их с Аленой, соединит навсегда, скрепит их отношения. «Все наладится», – повторял Иван и почти в это верил, отгоняя тревожные мысли. По-другому было невозможно.

Оглядев квартиру, он рухнул в кровать – завтра приберется, вынесет мусор, отмоет квартиру и послезавтра привезет свою семью. Домой. И конечно же, Алена обрадуется!

Но отоспаться не удалось. В три утра позвонила Маша Велижанская и мертвым, чужим голосом – он еле ее узнал – сказала, что Ленька скончался.

– Что – Ленька? – он не понял спросонья. – Что? Повтори.

А когда до него дошло, он закричал. Нет, такого не может быть! Ленька, сибарит, ловелас, обожатель женщин и жизни? Его Велижанского, его Леньки – и нет? Невозможно. «Эй, Велижанский! Что ты придумал? – бормотал он, размазывая по лицу слезы. – Как же так, Ленька? Как же так, Ленечка?»

Маша умоляла его приехать.

– Да конечно! Сейчас оденусь и выезжаю! Первым же рейсом, Машка! Ты только держись!

– Как? – всхлипнула Маша. – Как мне держаться? Ты не подскажешь?

Он глянул на часы – господи, почти два! Но позвонил теще и торопливо все объяснил. Теща удивилась:

– Вы уезжаете? А как же Алена и мальчик?

– Ничего, встретите без меня, как-то управитесь! Понимаете, это мой друг! Самый близкий, единственный. И там, в Москве, его вдова. Как я могу не поехать?

С билетом повезло, и к вечеру он был в Москве.

У двери Ленькиной квартиры замер, остановился, не решаясь нажать на кнопку звонка. Увидеть мертвого Велижанского было непостижимо и невозможно. Ленька был сама жизнь. А теперь он называется телом? Но звонить не пришлось – дверь в квартиру была приоткрыта. Осторожно, на цыпочках, словно боясь кого-то потревожить, Иван зашел.

В квартире было тихо – так тихо, что он услышал свое дыхание.

Где дети, где Маша?

Маша сидела на кухне – замершая, окаменевшая, неживая.

– Детей забрала мама, – одними губами сказала она. – А Леньку… Леньку забрали санитары. В морг. Он теперь в морге, Ванечка. Лежит там один. Как ты думаешь, ему холодно?

Маша подняла на него безжизненный взгляд, и он не выдержал, отвел глаза. Сел рядом и взял ее за руку – рука была неживой, ледяной.

– Машка, Машка! Держись, умоляю. У тебя дети, слышишь меня? Ради них, Маня! Ну и ради Леньки. Он так любил жить. Ты меня слышишь?

Она подняла на него глаза. Молча кивнула – как согласилась.

– Надо заняться делами, – сухо сказала она.

Иван обрадовался, что она заговорила:

– Умница Машка, взяла себя в руки. Маня есть Маня – сильная, умная, смелая.

– Кофе будешь? – монотонно спросила она.

– Да, да, конечно. Если не трудно.

Она стояла у плиты и следила, чтобы кофе не сбежал. Иван смотрел на ее красивую, стройную, напряженную спину и думал: «Да как же так? Как она теперь без Леньки? Как поднимет детей? Как вообще все будет? И он не помощник, он в Ленинграде. Машкина мать – тоже не вариант. Ленькина теща женщина немолодая и нездоровая, куда ей».

Не оборачиваясь, металлическим, без эмоций голосом, как автомат четко, она произнесла:

– Этой на похоронах не будет. Точка. Ты меня слышишь? – И резко обернулась к нему.

Иван молчал. Понимал, что нельзя, нельзя Машке сейчас возражать! Она все равно не поймет. Нельзя, но придется.

– Мань, – от волнения он кашлянул, – ну это… неправильно. Неблагородно. А ты – человек благородный. И потом – извини. Ты же все знала. И даже… мирилась с этим. Вы же так… все вместе решили. Это был твой выбор, верно? Он очень любил тебя, Машка. Всю жизнь! – Иван через силу улыбнулся. – Не надо, Мань, ей-богу. Не мсти ей. Ей тоже… несладко.

– Ее там не будет, – упрямо повторила Маша. – Не будет, и все. Хватит с меня. Ты так не считаешь? Хотя бы сейчас, когда его уже нет! Нет, ее там не будет! – повторяла, как заклинание, Маша. – Знаешь, сколько я слез пролила? Сколько ночей у окна простояла? Ждала его… Ленинград этот ваш… ненавидела! Она же знала, что у нас дети! Знала ведь, правда?

Он беспомощно развел руками.

– А ты говоришь – быть благородной?

– Право твое, но…

– Без «но», Ваня! Без всяких там «но». Хватит с меня этих «но». Достаточно. Хоть провожу его по- человечески, раз жил по-свински. Имею право? Как считаешь?

– Имеешь. Кто спорит?

Иван метался по поликлиникам с их справками, договорился и оплатил агентские хлопоты, выбрал гроб и похоронные принадлежности, съездил в морг и отвез Ленькину одежду. Когда же наконец вернулся, в квартире Велижанских уже была уйма народу – друзья Маши, друзья Леньки, их общие друзья. Родственники, соседи, сослуживцы. Маша бродила как лунатик, натыкалась на углы и предметы, вяло отвечала на вопросы, не выпуская из рук стакан, не закусывая, пила водку и прикуривала сигарету от сигареты. Она не плакала – она улыбалась странной, чудной, дурашливой, слабой улыбкой. А в глазах ее читались такая мука и такая боль!

Через пару часов Иван всех разогнал. Выпроводив последнего сочувствующего, уложил Машу в кровать. И вот тут она дала волю слезам.

Конечно, он звонил домой, только Алена бросала трубку. Нет, он ее понимал – обидно. Как можно не встретить жену из роддома?

Понимал и не понимал – ведь там, в Москве, такая беда! Неужели она не может понять?

Да, и еще! Нике он позвонил сам. Та все знала, вопросов не задавала и отвечала односложно. Он попытался все объяснить. К его удивлению, Ника согласилась не приезжать. Ответила коротко:

– Да, я все поняла. Скажи Маше, чтобы не волновалась.

Потом до Ивана дошло: это был шок. Ника еще не осознала, что случилось. Так бывает – люди по-разному воспринимают роковые известия. И часто, очень часто, понимание приходит не сразу.

На похоронах запомнил Ленькиного отца – все такого же важного, с барской выправкой и гордо закинутой головой. Рядом с ним стояла молодая и симпатичная женщина, поглядывая на окружающих с пренебрежительным превосходством.

Все видели, как Велижанский-старший подошел к вдове и пожал ей руку. Маша вздрогнула и с удивлением посмотрела на родственника. После кладбища Ленькин папаша с молодой супругой довольно быстро ушли. На поминках их не было.