Книга Полуночный лихач, страница 68 – Елена Арсеньева

– Его кое-что другое достало, – буркнул Николай, и Родик покладисто кивнул:

– Ладно, не хочешь – не говори. Но про парней уж расколись на подробности, а то как я их искать буду? Ты их разглядел?

– Не очень, – признался Николай. – Но их хорошо разглядел, например, наш шофер, и другие видели. Два парня от двадцати пяти до тридцати лет, оба очень бледные и чем-то похожи друг на друга. Не такие высокие, как я, но под метр восемьдесят пять будут. Крепкие, очень сильные – это я со всей ответственностью заявляю. Волосы белобрысые, глаза светлые, даже как бы беловатые.

– Альбиносы, что ли? – вскинул брови Родик.

– Да нет, просто они выцветшие какие-то. Будто картофельные ростки в подвале.

– Ну, эти картофельные ростки тебя все-таки умудрились приложить, – буркнул Родик. – Но намек ясен: я и сам был таким ростком выцветшим, когда с последней ходки вернулся. Еще что?

– Зовут их, в смысле, клички – Жека и Кисель. У Жеки на правом виске отчетливо виден шрам. Как сказал наш шофер, в него будто был сделан контрольный выстрел, но башка оказалась такая крепкая, что пуля отскочила.

– Хорошо сказано, – кивнул Родик и поднялся. – Посиди-ка шесть секунд.

Он вышел в коридор, откуда некоторое время звучал его неразборчивый голос, потом вернулся с сотовым телефоном в руке. Сунул его Николаю:

– На, повтори про этих двух ребятишек все, как ты мне говорил. И насчет шрама не забудь.

– Алло? – спросил Николай, неуклюже беря телефон. – Здравствуйте…

Ответом было чье-то дыхание.

– Говори, – хохотнул Родик. – Там поймут.

Николай добросовестно перечислил скудные приметы Жеки и Киселя и даже процитировал дядю Сашу – насчет контрольного выстрела.

– Как фамилия парня, на которого эти братки наезжали? – остановил его Родик, когда Николай хотел передать телефон.

– Дебрский, – мрачно произнес Николай, и в трубке раздались гудки отбоя.

– Дебрский… – задумчиво повторил Родик. – Интересная фамилия. Редкая, если не редчайшая. Однако я знавал еще одного человека с такой фамилией…

Он вздохнул, потер бок, и его лицо приобрело мрачно-задумчивое выражение. Николай бросил взгляд исподлобья, чувствуя не то опаску, не то жалость к этому насквозь больному мужику, который, конечно, и богат, и власть имеет, однако ничто не сможет вернуть ему утраченного здоровья. И с каждой минутой он все больше поражался своей наглости, толкнувшей заявиться сюда и еще вопросы задавать. Родик ведь ничем ему не обязан, кроме маленького мухлежа с вызовом «Скорой». Николай ввязался в ту игру из чистой бравады, однако немало нашлось бы желающих сделать это элементарно за сотню рублей. И уж они-то больше никогда бы не напоминали о себе «волку»! А он приперся вот…

– Еще чайку? – предложил радушный хозяин.

– Да нет, спасибо. – Ему пора было уходить, Николай это чувствовал. Но все-таки оставалось кое-что, и он, почти с отчаянием поглядев на Родика, пробормотал: – А можно еще один вопрос?

Если тот и был потрясен наглостью нечаянного знакомца, то ничем этого не показал. Кивнул спокойно:

– А давай.

Николай сунул руку в карман и стиснул в кулак то, что там лежало.

– Собственно, вы, очень может быть, ничего мне об этом не скажете, – пробормотал он. – Просто мне показалось, что эта вещь была сделана… я видел такие ручки, знаете, и финки с наборными рукоятками, и это тоже такого типа…

– Да кончай солому жевать, – нетерпеливо перебил Родик. – Я же не круглый дурак, понимаю, раз ты ко мне пришел, значит, припекло до крайности, так или нет? Разве нормальный человек придет к вору просить помощи, если это не вопрос жизни и смерти?

В его голосе не было даже легкого оттенка горечи – просто констатация очевидного факта. Но Николаю стало неизмеримо легче оттого, что «волк» снова все понял.

– Да, это вопрос жизни и смерти, – кивнул он, вынул руку из кармана и разжал потную ладонь. – Вот, посмотрите. Мне надо знать хотя бы примерно, как это могло оказаться у… у одной женщины.

На его ладони лежал пластмассовый комочек, сильно оплавленный и потерявший форму. Николай отмыл его и отдраил, как мог, и теперь можно было догадаться, что комочек некогда был алым сердечком. Пластмассовые слои были подобраны и соединены с необыкновенным искусством, вдобавок в глубине сердечка сквозил небольшой золотой крест, казавшийся объемным и выпуклым. Именно сочетание безупречного золота и пластмассы придавало сердечку тот вульгарный вид, который безошибочно свидетельствовал о его происхождении.

– Откуда это у тебя?

– Нашел, – Николай отвел глаза.

Родик осторожно подцепил тонкую золотую цепочку, прикрепленную к сердечку и связанную узелком там, где она была разорвана, и Николаю показалось, что шершавые пальцы, коснувшиеся его ладони, дрожат. Да, похоже, чрезмерно утомил он сегодня радушного хозяина!

Родик повертел сердечко так и этак, разглядывая, а потом вскинул темные глаза и сказал:

– Домой тебя отвезут. А я, как что узнаю, – позвоню. Так что трубочку ты все-таки поднимай!

* * *

Антон, высоко подняв плечи, топтался на обочине, безнадежно всматриваясь в даль. Он очень озяб в легком, не по погоде, плаще. Куртка его сгорела при аварии, а пальто, которое нашел в шкафу, показалось слишком тяжелым. Теперь жалел, что не надел его: здесь, на этом повороте, дуло люто! А Инна стояла прямая, как маленькая статуэтка, и холодный ветер, завивавшийся вокруг ее изящной шеи на манер шелкового шарфа, похоже, ничуть ее не беспокоил.

– Да тут вообще машины не ездят, что ли? – проворчал Антон, с раздражением покосившись на нее.

– Еще как ездят, – сказала Инна. – Я от вас всегда уезжала на попутке совершенно спокойно. Впрочем, можно пойти на площадь Горького, там стоянка.

– У тебя машины нет, что ли? – спросил он, но ответа не расслышал, потому что устремился с поднятой рукой навстречу двум огненным глазам, однако те лишь мигнули – и пролетели мимо.

Антон шепотом чертыхнулся, возвращаясь к Инне:

– Вот гад! Даже не тормознул! Что ты сказала?

– Я сказала, что у меня нет машины, – повторила Инна. – Откуда, ну ты сам посуди?