Онлайн книга «Ангел пригляда»
|
Леонард улыбнулся, глядел на Михаила с любовью. Тот сделал еще шаг, хотел заключить брата в объятия, но вовремя опомнился – не было у ангелов привычки касаться друг друга, лишь сливались иногда их бессмертные души в священном порыве любви и восхищения. Целую вечность архангелы смотрели друг на друга, наконец Михаил выговорил: – Значит, ты вернулся, Гавриил? – Как видишь, – отвечал Леонард, по-прежнему улыбаясь. – Почему же не раньше… Я остался совсем один. Сначала Отец, потом ты… – Ты ведь знаешь, я ушел искать Отца. – И что же? Нашел? Михаил смотрел на брата с жадным нетерпением. Тот выдержал взгляд, но лицо его выдавало легкую печаль. – Его нигде нет. Он либо сокрылся так надежно, что даже нам его не найти, либо… Он запнулся. – Либо?.. – Исчез. Михаил нахмурился: запахло ересью, безумием. Отец не мог исчезнуть, он бессмертный, бесконечный, всезнающий, вездесущий. Воле его нет границ. – Именно потому и мог, – кивнул Гавриил, словно мысли его прочитал. – Потому что воля его стоит над всем. И даже над его собственным бытием. – По-твоему, Бог умер?! – Михаил не верил своим ушам. Гавриил не спешил с ответом, окинул взглядом проваленный высокий потолок, неровные штукатуренные стены… Покачал головой, пожал плечами. – Надо смотреть правде в глаза – Бога давно никто не видел. – Его никто никогда не видел! – гневно перебил брата Михаил. – Но это не значит, что его нет… И тем более не было. – Видишь, ты тоже об этом думал… Михаил вздрогнул. Да, он думал об этом. Но нельзя, чтобы об этом думали другие. – Что ты говоришь?! Как смеешь ты… – Оставь, Михаил, – устало проговорил брат. – Вот уже почти две тысячи лет – никакого знака нам, ангелам, ни единого знамения, ничего. – Но до этого были и знаки, и знамения, и ясно являлась воля Его! Михаил почувствовал, что закипает… но остановил себя. Не для того он сюда явился, чтобы воевать с блудным братом, надо было остыть. Гавриил тоже опустил глаза, молчал, стараясь не гневить архистратига. Михаил вдохнул раз, другой, ярость медленно опадала в нем. Поговорить о чем-нибудь другом – спокойном, безопасном… – Что ты делаешь здесь, Гавриил? – спросил он после минутного молчания. – Работаю подручным у местного божка, у Гениуса, – отвечал тот. – И он не распознал тебя? – удивился Михаил. Гавриил весело оскалил зубы. – Да ведь и ты меня не сразу распознал, куда уж ему! – Но чего ради? Что ты в этом нашел? Гавриил отвечал не сразу, раздумчиво. – Как тебе сказать… Наверное, просто интересно. Ты ведь знаешь, из нас троих я самый любопытный. Ты – воплощенное чувство долга, Люцифер – гордость, а я – любопытство. – И что же вызвало твое любопытство здесь, в юдоли скорбей? – Люди, конечно. Эти странные маленькие игрушки Бога. Сначала он создал их, холил и лелеял, наделил свободой воли. Затем низверг в страдалище, но оставил еще надежду. Наконец, кажется, вовсе забыл о них, дал им полную власть над самими собой… И вот тут-то они показали себя во всей красе. – Ты винишь во всем людей? Но ведь их постоянно искушают, они просто поддаются соблазну. Гавриил засмеялся неприятным смехом. – Не повторяй поповские сказки. Да, Люцифер ненавидит людей, презирает их. Но он не выдумал бы ничего страшнее того, что они сами с собой вытворяют ежедневно и ежечасно. Все, что мы видим вокруг, – в этом нет и сотой доли сатанинского умысла. Люди, и только они, – злейшие враги и роду человеческому, и каждому отдельно взятому человеку. А списывать все на лукавого – что же, это так удобно. Михаил молчал, глядя себе под ноги. Потом поднял глаза на брата. – А ведь ты их не любишь, – проговорил он. Гавриил пожал плечами. – А за что их любить? Я здесь довольно давно. Конечно, среди людей попадаются и умные, и благородные, и одаренные, и даже эти, как их… – он чуть поморщился, – святые. Однако все лучшее тут рано или поздно попирается, истребляется, затаптывается в грязь. – Ты в этом уверен? – Адская пасть не выбирает. Нет закона, по которому в аду уничтожают только лучших или только худших. Просто худших больше, и они заводят свои порядки – даже в аду. Милосердные щадят и хороших, и плохих. Плохие же щадят только самих себя. Так постепенно род человеческий освобождается от добра, как от ненужного груза. Истина, закон, справедливость – все это только слова, чтобы добиться цели, – и цель эта обычно отвратительна. Я рано понял, почему Люцифер их ненавидит. Им дано было все даже тут, на скорбных равнинах… Но они ищут только зла. Они бесконечно терзают друг друга. А значит, ни милосердия, ни снисхождения они не заслужили. И если бы я был Люцифером, я бы пытал каждого раскаленным железом, живьем распиливал на тысячу кусков, плавил бы на медленном огне… В глазах его появился красный отблеск, в голосе заскрежетала ненависть. – Гавриил, опомнись! – не выдержал Михаил. Гавриил спохватился, умолк. Глаза его остыли, на губах мелькнула улыбка. – Но, к счастью, я не Люцифер, – сказал он примирительно. – Я простой наблюдатель. Теперь заговорил Михаил – взвешенно, неторопливо. – От них нельзя требовать слишком много. Они ведь только люди, над ними тяготеет первородный грех, сама природа их такова… – Да, они люди, на них грех, – перебил его брат. – Но, знаешь, на Люцифере ведь тоже грех. Он, как известно, падший. Но никто не падал так страшно и так глубоко, как эти самые люди, которых ты сейчас защищаешь перед моим лицом. Кто-то скажет – демоны. Но люди страшнее демонов. Демоны знают, что они порожденье зла, и не отрицают этого. Люди же творят самые чудовищные преступления и при этом считают себя добрыми, честными, милосердными. О, если когда-нибудь настанет ужасный миг всеобщего посмертия, ты увидишь, там люди будут терзать всех – и ангелов, и демонов, и самих себя! Михаил некоторое время угрюмо молчал. – Тем не менее, – сказал он наконец, – я хотел бы поговорить с Люцифером. Гавриил скрестил руки на груди, глядел насмешливо. – Ну, и что же тебе мешает? Пошли ему вызов. – Я послал. – И? – Он не откликнулся. – Но он обязан был? – Конечно. – Но вместо него явился я. – Да. – Что это значит, по-твоему? Михаил молчал, глядел на брата без всякого выражения на бородатом лице, глаза были черны, непроницаемы. |