Книга Благородный Дом. Книга 1. На краю пропасти, страница 117 – Джеймс Клавелл

Старуха отчаянно цеплялась за пакет, закрыв от ужаса глаза и хватая ртом воздух:

– Это все мои сбережения, Досто…

Он вырвал у нее пакет и открыл.

– Айийя! – Банкноты были старые. – Триста двадцать три доллара! – с презрением воскликнул он, пересчитав купюры. – У кого ты ама – у нищего? Немногого же ты добилась в этой жизни.

– О да, вы правы, Господин! – согласилась она, не спуская с него маленьких черных глаз.

– Мой сян ю – двадцать процентов, – объявил он, отсчитывая купюры.

– Но, Досточтимый Господин, – тут же взвизгнула она, – двадцать это слишком много, но я почту за честь, если вы примете пять с благодарностью от бедной старой женщины.

– Пятнадцать.

– Шесть!

– Десять, и это мое последнее предложение. Не целый же день мне ждать!

– Но, сэр, вы такой молодой и сильный, ясное дело – 489. Сильные должны защищать старых и слабых.

– Верно, верно. – Он задумался, желая поступить по справедливости. – Хорошо, семь процентов.

– О, как вы щедры, сэр. Благодарю, благодарю вас. – Довольная, она смотрела, как он отмусоливает двадцать два доллара, потом лезет в карман джинсов и отсчитывает шестьдесят один цент. – Вот. – Он вернул сдачу и остаток ее денег.

Она рассыпалась перед ним в благодарностях, довольная тем, как ловко сумела сторговаться. «Клянусь всеми богами, – возбужденно думала она, – семь процентов вместо, ну, по меньшей мере пятнадцати, это справедливо».

– У вас тоже лежат деньги в «Хо-Пак», Досточтимый Господин? – вежливо осведомилась она.

– Конечно, – важно произнес молодчик, словно так оно и было. – Счет моего Братства там уже многие годы. У нас… – Он умножил на два первое, что ему пришло в голову. – У нас больше двадцати пяти тысяч только в этом филиале.

– И-и-и, – застонала старуха. – Такой богатый! Я как только вас увидела, сразу поняла, что вы из 14К… и, конечно, Досточтимый 489.

– Бери выше, – тут же гордо заявил юнец, исполнившись бравады. – Я… – Он осекся, вспомнив призыв вожака вести себя осторожнее, и потому не сказал: «Я – Цзинь Сопмин, Рябой Цзинь, один из четырех знаменитых Вервольфов». – Беги, старуха, – велел он, устав от нее. – У меня есть дела поважнее, чем болтать с тобой.

Она встала, поклонилась, и тут ее старые глаза углядели человека, который стоял в очереди перед ней. Этот человек, кантонец, как и она, толстый лавочник, держал, по ее сведениям, ларек с птицей на одном из многолюдных рынков Абердина.

– Да, – хрипло проговорила она, – если вам нужен еще клиент, я вижу одного, с кем легко сладить. Он стоял в очереди передо мной. Снял больше восьми тысяч.

– О, где? Где он? – тут же оживился молодчик.

– За долю в пятнадцать процентов?

– Семь, и больше никаких. Семь!

– Хорошо. Семь. Смотри, вон там! – прошептала она. – Вон тот жирный, пухлый, как мандарин, в белой рубашке. Вон, весь в поту, будто только что наслаждался «тучками и дождем»!

– Вижу.

Молодчик встал и быстро пошел наперехват. Он догнал жертву на углу. Торговец застыл, поторговался немного, уплатил шестнадцать процентов и поспешил прочь, благословляя свою сообразительность. А молодчик вприпрыжку вернулся к ама.

– Вот, Старая Женщина. У этого блудодея было восемь тысяч сто шестьдесят два доллара. Шестнадцать процентов от этого…

– Тысяча триста пять, а мои семь процентов от этой суммы – девяносто один доллар сорок один цент, – тут же подсчитала она.

Ровно столько он ей и выплатил, и она согласилась прийти завтра, чтобы поработать для него наводчицей.

– Как тебя зовут?

– А Су, Господин, – солгала она, недолго думая. – А вас?

– Мо Уфан, – назвал он имя приятеля.

– До завтра, – попрощалась довольная старуха. Снова поблагодарив его, она заковыляла прочь в восторге от сегодняшней прибыли.

Его прибыль тоже оказалась неплохой. Теперь у него в карманах лежало три тысячи, а утром хватало лишь на автобус. И все по воле случая, потому что он приехал в Абердин из Глессингз-Пойнт, чтобы отправить по почте очередную записку о выкупе Благородному Дому Чэнь.

– Это для безопасности, – сказал его отец, который был у них главным. – Чтобы навести эту, ети ее, полицию на ложный след.

– Но денег-то мы так не получим, – недовольно возразил он тогда. – Как нам представить этого, ети его, сына, если он мертв и закопан? Вы стали бы платить без доказательств, что он жив? Конечно нет! Зачем нужно было бить его лопатой?

– Но этот тип пытался сбежать! – воскликнул его брат.

– Верно, Младший Брат. Но первым ударом ты его не убил, а только слегка свернул ему голову набок. На этом надо было и остановиться!

– Я так и хотел сделать, но злые духи обуяли меня, и я снова его ударил. Всего-то четыре раза! И-и-и, какие мягкие черепа у этих высокорожденных!

– Да, ты прав, – вздохнул его отец, маленький, лысый, со множеством золотых зубов. Звали его Цзинь Миньта́ – Плешивый Цзинь. – Цзю ни ло мо, что сделано, то сделано, и нечего поминать об этом. Джосс. Сам виноват, что пытался бежать! Видел утренний выпуск «Таймс»?

– Нет еще, Отец.

– Так вот, сейчас прочитаю: «Начальник полиции заявил сегодня, что арестован член триады, подозреваемый в том, что он один из Вервольфов, опасной банды, похитившей Джона Чэня. Власти надеются, что дело может быть раскрыто в любой момент».

Все рассмеялись – и он, и его младший брат, и отец, и его очень хороший друг, Чэнь Собачье Ухо – Чэнь Паньбо. Они-то знали, что все это вранье. Никто из них не то что не был членом триад, но даже не поддерживал с ними связи, никого еще не задерживали как преступника, хотя у них было собственное Братство и отец время от времени организовывал в Норт-Пойнт ^[123] небольшой игорный синдикат. Именно отец предложил совершить похищение. «И-и-и, очень неплохая была мысль», – думал он, вспоминая об этом. А когда Джон Чэнь нарвался и его убили, потому что он, как дурак, пытался бежать, именно отец предложил отрезать ухо и послать семье:

– Мы обратим его плохой джосс в нашу пользу. «Убей одного, чтобы запугать десять тысяч!» Если мы пошлем ухо, то запугаем весь Гонконг и станем знаменитыми и богатыми!

«Да, – думал Рябой Цзинь, сидя на солнышке в Абердине. – Но мы своего богатства еще не заработали».

Сегодня утром он сказал отцу:

– Я не против того, чтобы тащиться туда и отправить письмо, Отец. Это разумно, так бы и приказал сделать Хэмфри Богарт. ^[124] Но все же я считаю, что никакого выкупа нам от этого не видать.