Онлайн книга «Двоевластие»
|
— И не проси, князь, — уперся боярин, — невмоготу мне ваша жизнь. Все при царе… ходи и дрожи. А там я себе голова. Да и суета не по мне. То к тебе посланец, то ты посланцем: утром наверх иди, дужится или недужится. Негож я, обленился. Мне и в Рязани-то воеводство не под силу было. Куда мне, простому? Мне бы лежанка теплая да банька. Князь засмеялся. — Что же, неволить не будем! Честью проводим. Когда же отъехать думаешь? — Да на неделе, князь. — Ин быть по-твоему. А жалко!.. Не по моим мыслям вышло! — со вздохом сказал князь. Ольга словно успокоилась, примирившись с неизбежностью разлуки. Только в последние дни она не отходила ни на шаг от матери и временно спала с нею. По настоянию князя к ней пришел Штрассе, осмотрел ее, ласково ей улыбаясь и добродушно кивая головою. После его осмотра все вдруг стали с ней еще ласковее. — Смотри, чтобы князь был! — шутливо погрозила ей княгиня. Ольга вспыхнула как маков цвет и поняла, что беременна. Но мысль об этом наполнила ее не радостью, а ужасом. — Помру я, Агаша, — тоскливо шептала она ночью своей верной подруге. Наконец боярин Терехов уехал. Как подстреленная птица билась в рыданиях Ольга, прощаясь с отцом и матерью, и ее на руках унесли в терем. Задумчив сидел боярин в тяжелом рыдване, и одна и та же мысль неотвязно мучила его душу: «Ишь, за немилого выдал. Знал ли про то! Обет-то давали, еще и ее не было. А все дура старая: не уберегла! Ну и задам я Алешке, как свидимся!» Но от этих дум не становилось легче боярину и, вспоминая прощание с дочерью, он чувствовал укоры совести. «Сгубил девку!» — горестно думал он. Горько было молодой княгине Теряевой-Распояхиной, осталась она одна-одинешенька в Москве в доме нелюбимого мужа, а над ними собиралась новая беда, туча грозовая. Нет на свете муки тяжелее муки ревнивого сердца, любящего без взаимности. Молодые сердца не испытывают ее, и она выпадает только на долю пожилых или безобразных лицом. Такие муки испытывал коломенский торговый человек Парамон Ахлопьев. Был он и годами не молод, и лицом не красив, но любил Людмилу Шерстобитову всею силою своей души. Торгуя панским товаром, не раз продавал он Людмиле и ее матери и камку, и парчу, и атлас для вышивки и пленился Людмилою. Но, как ни искал он ее взаимности, девушка только отворачивалась от него. Мрачнее тучи ходил Парамон, обдумывая, как бы завладеть Людмилою, и решил действовать через мать. Хитрые глаза да лисий облик Шерстобитовой словно подсказывали ему, что за деньги мать продаст дочь свою, и Парамон Ахлопьев издалека повел речи с дворянскою вдовою. — Видим мы даже очень, что не по чину живешь ты. Тебе бы сидеть да сенным девушкам приказывать, а ты вон на людей работница! — вкрадчиво сказал ей однажды Ахлопьев. Шерстобитова вспыхнула и обидчиво сжала губы. — Я к тому, собственно, что в твоей воле судьбу свою переменить! — продолжал Ахлопьев. — Это как же переменить ее? — спросила Шерстобитова на его подвохи. Ахлопьев нагнулся к ней и произнес: — Отдай, Надежда Петровна, дочь свою за меня. Вот и перемена! Вдова даже вздрогнула от радости. — Казны у меня на всех хватит. Дом — чаша полная! Шерстобитова недолго думала над этим предложением и быстро ответила: — Засылай сваху! В три дня порешилось дело. Много слез в ту пору пролила Людмила, но ее мать была непреклонна. Не знала она тогда про свидания дочери с князем, ничего не ведала про их уговор и думала только о перемене жизни с голода на сытость, с хлопот на покой и почет. Но когда явилась к ней Ермилиха да поведала ей про тайную любовь, да, суля золото, стала сманивать на согласие, голова кругом пошла у дворянской вдовы. Чего не случается? Пока что полюбовница, а там и княгиня! Шутка ли это!.. А денег-то у князя Теряева уж куда больше, чем у Ахлопьева. Кто не знал в Коломне князя Теряева-Распояхина! А тут Людмила и заговорила: — Не быть мне за Парамоном. Лучше с камнем в воду! — Что думаешь, глупая? — зудила Ермилиха. — Счастье-то раз дается. Смотри, как помрет сам князь-отец, в усадьбу перейдем. Всей владей. Холопов одних ста три будет!.. А теперь казны даст, беречь как очи будет!.. И Шерстобитова согласилась. — Только одно, милая, — запросила она, — чтобы ото всех потаенно! — Это-то уж будь покойна! Мой Мирон да и княжий стремянный все сделают!.. И действительно, потаенно скрылись они из Коломны; только тайну Людмилы знали почитай все соседи, кроме Парамона. Пришел он к Шерстобитовым в воскресенье после обедни и диву дался: калитка настежь, а что и того хуже — и дверь нараспашку. Шагнул он в двери со словами: «Господи Иисусе Христе…» — да и остановился с разинутым ртом посреди горницы. Все разворочено; пяльцы опрокинуты, другие с начатой работой стоят, образа сняты, словно разбойники были! В голове Ахлопьева помутилось; выбежал он на улицу и заорал благим матом: — Убили! Ой, убили мою голубушку! — Парамон Яковлевич, ты чего? — посыпались на него вопросы. — Чего?! — кричал Парамон. — Шерстобитовых нету! Гляньте, православные! Народ гурьбою ввалил в брошенную избу Шерстобитовых, и соседи лукаво закачали головами, но имя князя, хотя и просилось у многих с языка, пугало всех как гроза. — К воеводе иди! — советовали одни. — Сыск сделает! — Ой, поопасись! — говорили другие. — Може, они на богомолье поехали, — догадывались третьи. — Ермилиха их на богомолье повела, — ехидно заметил кожевник, что жил напротив. Но Парамон ничего уже не слышал. Словно что оборвалось внутри него; в уме потемнело, и он со стоном упал. С неделю пролежал без памяти Ахлопьев, а потом, когда очнулся, снова стал как безумный. Мысль, что Людмила потеряна, не давала ему покоя. Он передал торговлю приятелю и собрался в дорогу. — Куда ты? — спрашивали его. — На Угреш, угодникам помолиться, — ответил Ахлопьев и уехал. Месяца через два он вернулся в Коломну, угрюмый, молчаливый, сосредоточенный на одной думе. — А хочешь, по приятельству скажу тебе, где твоя Шерстобитова? — сказал однажды ему купец из красного ряда. — Где? — Пойдем, скажу! — Купец отвел Парамона к пустырю за рядами и там, озираясь по сторонам, тихо сказал ему: — Молодой князь Теряев сманил их. Слышь, молодую-то в полюбовницах держит. — Где?! — закричал Ахлопьев. Купец даже отскочил от него. |