Книга Перстень Григория Распутина, страница 66 – Юлия Алейникова

– Работать будем, товарищ полковник. Отрабатывать версию Сергея Григорьева. Изучим личность убитого, покопаемся в прошлых связях, может, что-то проклюнется, – пообещал Юрий Петрович.

– Ладно, товарищи, работайте, держите меня в курсе, – поднимаясь, проговорил Яков Михайлович и, как-то по-стариковски ссутулив плечи, вышел из кабинета.

– Расстроился старик, – сочувственно крякнул Мурзин, присаживаясь на край своего стола.

– Да, неприятно узнать спустя столько лет, что посадил за решетку невиновного человека и исправить уже ничего нельзя, – сочувственно кивнул Валентин Горлов.

– Н-да, – прочувствованно согласился капитан и добавил: – Так что смотрите, голуби, чтобы нам так же не опростоволоситься.

Мурзин с Горловым переглянулись. Мол, мы-то уж не оплошаем.

– Ну что, давайте думать, с чего начнем? – рабочим тоном проговорил капитан.

– У меня есть информация по Сергею Григорьеву, – подал голос Мурзин и рассказал все, что узнал от Люды. – Собираюсь сегодня встретиться с этим самым Павлом Болотниковым, узнаю подробности.

– Молодец, действуй.

– Ну а мы с тобой, Валентин, чем займемся? – спросил Юрий Петрович.

– Думаю, надо разыскать старых знакомых Балабайченко. Может, родные отыщутся. Школьные товарищи и так далее, попробуем копнуть его прошлое.

– Да, – кивнул Мурзин. – В институте его знают как Григорьева и ничего интересного там накопать не удалось. Все залакировано.

– Ну, что ж. Решили. Я тоже со своей стороны подумаю, – заключил капитан. – И еще, ребята, завтра, конечно, воскресенье…

– Все ясно, товарищ капитан, – с готовностью проговорил Валентин. – Дело есть дело.

– Но и про личное забывать не стоит, – мрачно вставил Мурзин, спрыгивая со стола. Его мрачновато-циничная манера поведения часто отталкивала от него малознакомых людей, но капитан и Валентин Горлов знали его не первый год и знали, что Саша Мурзин честный, добросовестный, надежный парень, хоть и не без причуд. И были уверены, что никакое «лично» не помешает Мурзину выложиться на все сто пятьдесят процентов в работе.

– Ну, что, до понедельника? – стоя у дверей УУРа, протянул Мурзину руку Валентин. – Если накопаешь что интересное или нужна будет помощь, звони.

– Ты тоже, – пожимая Валентину руку, сказал Мурзин. – Ну, бывай. – И они разбежались, каждый в свою сторону.

Встреча с Павлом Болотниковым не принесла Мурзину ничего нового. Парень не знал никаких имен. Он лишь повторил то, что Мурзин уже слышал от Люды, с небольшими незначительными добавлениями.

Значит, придется раскручивать самого Григорьева. Но это лучше делать в Управлении и с разрешения капитана. Больше дел у Мурзина на сегодня не было, как не было и свежих идей по делу, а на душе скребли кошки.

Наташа. Как с ней быть? Позвонить и объяснить по телефону, что полюбил другую? Немыслимо. Молча раствориться в голубой дали, понадеявшись, что со временем она сама все поймет, простит и забудет? Подло. Оставалось одно. Назначить свидание и все объяснить. Мурзин тяжело вздохнул. И, порывшись в карманах в поисках двушки, пошел к телефону-автомату.

– Сашка, привет! – раздался в трубке радостный Наташин голос. – Куда ты пропал, я уже волноваться начала, не сразила ли тебя бандитская пуля.

Ответить Наташе следовало в таком же шутливом тоне, но вот почему-то не получалось. Мешало проклятое чувство вины. А все Валька с его моралите! Сашка вздохнул.

– Дело ведем сложное, – со вздохом проговорил Мурзин. – Может, встретимся вечерком?

– Давай. В семь на нашем месте? – В голосе Наташи не было прежнего радостного веселья, теперь в нем слышалась плохо скрываемая тревога.

– Давай. – Мурзин повесил трубку, вышел из автомата и закурил. – Вот так. Первое мужское решение незрелой личности, – пробормотал он.

И почему так происходит? С Наташкой они уже два года знакомы, она считалась его девушкой, они ходили в кино, на танцы, катались на лыжах, целовались, перезванивались, и все это время он позволял себе необременительные коротенькие романы с другими девчонками.

Но стоило ему повстречать Люду – и вот извольте. Недели не прошло, а он уже рвет старые связи, чувствует себя неловко под улыбчивыми взглядами посторонних девушек. В чем секрет? А леший его знает!

Где же искать следы этого самого Балабайченко, размышлял Валентин, мягко покачиваясь на кожаном диване в вагоне метро, может, с прежнего его места жительства? Полковник просил не беспокоить жену Колодея, хорошо знавшую Балабайченко в детстве, но сумел раздобыть прежний адрес покойного. Может, начать оттуда?

Впрочем, можно было и не рассуждать, выбор был очевиден. Сегодня была суббота, и Валентин ехал к деду на Пятую Красноармейскую, а от Пятой до Четвертой пять минут ходу. Вот и прогуляется вечерком.

Валиному деду, а точнее, прадеду, было восемьдесят пять лет, и он у них с матерью был единственным родственником. Дед был человеком старой закалки, ершистым, самостоятельным, и хотя возраст брал свое и мать с Валентином давно уже уговаривали его переехать к ним, но дед Жора упрямился. Предпочитал мужскую свободу их назойливой опеке.

– Начнете надо мной кудахтать, – ворчал дед, – лекарствами да кашами протертыми кормить и в плед укутывать, я через год на кладбище окажусь!

Возможно, дед был прав. А потому каждую субботу мать с Валентином ездили в гости к деду. Прибраться, постирать, приготовить. Конечно, матери, которая и без того уставала на работе, эти трудовые десанты давались нелегко, но дед был упрям, и деваться ей было некуда. Валентин и так старался взять на себя часть нагрузки, беготню по магазинам и уборку. Дед жил в коммунальной квартире, и по договоренности с соседями его очередь уборки всегда приходилась на субботу. Так что, приехав к деду, Валентин без долгих разговоров вооружился тряпкой, ведром и отправился драить просторы МОП.

– Здравствуй, Валечка, – обходя его по краешку коридора, поздоровалась соседка. – Ох и повезло старому с внуком, моего и за булкой не пошлешь, и в аптеку сходить не допросишься!

– Здорово, Валентин, выходной? – протопал в туалет Жека, другой сосед деда.

К двум часам с уборкой было покончено, а мать умудрилась приготовить обед на неделю и накрыть на стол.

– Белье прокипятила. Полоскать потом буду, сейчас сил уже нет, – усаживаясь за стол и берясь за поварешку, проговорила Елена Петровна. – Георгий Христофорович, сколько вам?

– Дурацкий вопрос. Как всем. Или супу жалко? – проворчал дед, поддергивая рукава тельняшки.

В войну отец Вали служил на Балтийском флоте, погиб в сорок четвертом, не дожив всего год до победы. А прадед и мать оставались в блокадном городе, вдвоем пережили страшную блокадную зиму сорок первого, а в сорок третьем на побывку приехал отец, привез в подарок деду тельняшку, матери шкатулку, очевидно, трофейную, и рюкзак консервов. Он пробыл в отпуске всего три дня. А спустя девять месяцев родился Валентин, а еще через три месяца погиб отец. Так что отца Валя никогда не знал. Родители матери погибли еще в начале войны при бомбежке. Родители отца сгинули в сталинских лагерях, вот и получилось, что в живых из их семьи остались только дед, мама и Валентин.