Книга Девушка по имени Москва, страница 28 – Ринат Валиуллин

— Второе правило счастливого человека: конфликт прошлого и настоящего заключается в том, что сейчас у тебя все есть, но ты узнаешь об этом позже.

— Вызубрил?

— Яга помогла.

— А вот это послушай: „Москва — это прекрасная женщина, которую всем хочется покорить. Многие создают базовый лагерь в Питере, чтобы сделать решающий бросок к вершине, они ждут погоды. Они не знают, что в Питере с погодой плохо. Всегда. Но есть белые ночи. Только они помогают пережить черные дни. А это значит, что его непогода начинает им нравиться“. — Какое это полушарие?

— Ты меня за кого принимаешь? Восточное, то есть правое. Мы же уже обсуждали.

— Странно, полушарие правое, а бесправия больше всего. И ход мыслей замечательный. Может, тебя надо было туда отправить, чтобы ты со своей Матильдой разобрался. Съездил бы, глядишь, начнешь мыслить образно.

— Неудачная шутка.

— Удачная, просто несмешная. А что ты там рисуешь?

— Я записываю, а не рисую.

— А что так плохо с почерком?

— Так левой. Развиваю образное мышление. Это упражнение такое.

— Давай в зале упражняться, мы же здесь работаем, — посмотрел Кирилл на свою левую руку, которая могла писать не хуже правой.

— Я, между прочим, записываю твои цитаты.

— Чувствую себя Сократом с учениками. Ты теперь все левой делаешь? Может, из-за этого у нас ничего не выходит?

— А как тебе вот это?

Питер — город, который целуется по вечерам. Берег левый целует набережную на правом. Для Питера поцелуй — это переправа. Переправы целовались.

— Кстати, хотел тебе сказать, что города для эксперимента уже выбраны, из разных полушарий. Именно из этих городов.

Подожди, мы же говорили об индивидуумах из разных полушарий.

— Да, предположительно из НЬЮ-ЙОРКа и из МОСКВЫ. Собирать пару из Америки и Старого Света дело неблагодарное, все равно развалится. Пусть не физически, но ментально точно развалится, либо будет держаться на одном честном слове. Корысть. Мы высчитали минимальную дистанцию, при которой возможны отношения, — 649 км. Расстояние от Москвы до Питера.

— Хорошо, и кто он, который из Питера?

— Режиссер-постановщик драматического театра, участник войны, воевал, чтобы заработать на лечение своей родной сестры. Был снайпером. Вот из его анкеты: Как только мы садились есть, он начинал вопить: „Кухня заминирована!“ Упс, ложная тревога. Кушаем дальше до следующего звонка.

— Бесчеловечно. А попроще судьбы не нашлось?

— Ты же сам хотел многогранного.

— Бриллиант, ничего не скажешь. Но не до такой же степени.

— Ладно, поищем тогда еще.

— Поищите. Чтобы чувства были. А этот, судя по всему, уже давно без чувств.

— Поищем.

— Может, все же из Нью-Йорка? Хочу, чтобы эксперимент был чистый, без примесей.

— Есть у нас на примете один. Не совсем одинокий, не совсем женатый. К тому же родился в Москве, но теперь проживает в Нью-Йорке. Все же есть общая база.

— Скажи еще — овощная.

— Я про менталитет.

— Я тоже.

— Зачем? Ты же не умеешь, — рассмеялся Кирилл.

Мефодий замолчал, надулся, повесил нос, на паузу.

— Не вешай носа, забудешь. А кто из Москвы?

— Женщина, разведенная. Первый муж из Питера. Есть сын, зовут Питер.

— Про Питер ничего плохого сказать не могу. Хороший мужик, чего ей не хватало, я имею в виду Москву?

— Я тебе про людей говорю, не про города, — попытался внести ясность Мифа.

— А какая разница, с высоты нашего полета? Города, как люди, такие же одинокие. Так почему развелась?

— Никто не любит романтиков, у них мечты не сбываются.

— Скажешь мне, не сбываются. А как же тысяча девятьсот семнадцатый?

— А что было в тысяча девятьсот семнадцатом?

— Ничего, коммунисты так утверждали, что до них ни у кого не было ничего. С тысяча девятьсот семнадцатого у народа началась настоящая жизнь. Учи историю, студент. Ладно. Как настроение? — по-доброму похлопал по плечу Мефодия Кирилл.

— Хочется всех расстрелять… воздушными поцелуями.

— Я так и понял. Лучше скажи мне, что с этим розовым зефиром делать? — вычитал еще несколько строк из отчета Кирилл.

— Безумно хочется вас поцеловать.

— Целуйте, но только безумно…

— Это как?

— Как этот мост. Сошлись две половинки, два берега, две судьбы, и по нему снова началось движение эндорфинов.

— Это Питер.

— Я так и подумал. Теперь я, кажется, понял, кто те любовные романы читает. Как ты сказал — мура. С мурой надо завязывать, погрязнем, зацветем, пропустим главное.

— Ок, я понял, завяжем, — направился к выходу Мефодий.

— Погоди, я же говорил, что забудешь, — указал Кирилл Мефодию на нос.

— А, да, — вернулся и поднял его Мефодий.

— Какие планы на завтра?

— Зима.

— Первое декабря, значит. Ты еще успеваешь идентифицировать времена года. У меня все одно.

— Потому что живешь как на экваторе, в шоколаде. Да, завтра меня рано не жди, у меня пара в университете.

— Во сколько?

— Да, во Сколько.

— Городок мудрости и сознания. Кремень.

— Да нет, только долина кремниевая.

— Читать будешь?

— Да.

— Стихи, — рассмеялся Кирилл.

— Проза. Там будет лекция.

— О чем?

— Левое и правое полушария. Пути взаимодействия.

— И какие пути?

— Зависит от проблем.

— В чем выражаются проблемы?

— К примеру, левое полушарие хочет завязать ботинки, но не может найти свои ноги.

Кирилл засмеялся про себя. „Хе-хе“.

„Ну что ты все хе-хекаешь?“ — посмотрел на него Мефодий.

— А помнишь, отправили демона. Чтобы организовал Путч на один из полуостровов в правом полушарии. Полуострова тем и хороши, что там постоянно что-то происходит, словно там живут люди на полупансионе, которые вдруг, посасывая свое полусухое, неожиданно осознают, что живут как-то не по-людски, как полудурки, чувствуя себя не в своей тарелке, они наполняются непреодолимым желанием перебраться в другую.

— Полоумные, — дал свой вердикт Мефодий. „Хе-хе“ — конфликт был исчерпан.

— Матильда придет?