Онлайн книга «Упавшие в Зону. Учебка»
|
Едва охотники ушли, Дед нацепил на голову аргианскую гарнитуру и позвал Блямса наружу. – Зачем? – недовольно блямкнул «богомол». Остальные, особенно Юлий Алексеевич, тоже этим заинтересовались и смотрели теперь – кто прямо, кто искоса, – на Каткова в ожидании ответа. И тот ответил специально громко и отчетливо, чтобы слышали все: – Я хочу кое-что прояснить в наших личных отношениях, – слово «личных» он выделил голосом. – И рассказать анекдот. Неприличный. – В последнем слове «личный» он тоже выделил. И про анекдот сказал, конечно же, просто так, назло, чтобы не пялились. – Ты винтовку только взять не забудь, – сказал ему Брюль. – А то анекдот несмешным получится. Вышел как-то Дед во двор поболтать, а болталку-то ему и откусили. Тут и сказке конец. Хороша анекдотулина? – И Брюль оглушительно заржал. – Потише, прошу вас, – поморщился Сысоев. – Голова болит. – Грибок, слышал? – тут же перестроился на серьезный лад Брюль. – У профессора голова болит. Дай ему чего-нибудь! А ты иди давай, коли собрался, – кивнул он Деду. – И винтовку не забудь! – Говорил уже! – буркнул тот, но «Машу», разумеется, взял, забывать о ней он и не собирался. Когда вышли из пещеры. Николай Николаевич хорохориться перестал, будто бы даже сдулся, стал меньше ростом. – Ты… это… – проговорил он, стрельнув взглядом по Блямсу и тут же убрав глаза. – Ты прости. Я не со зла, клянусь. Я правда думал, что ты из этих, из хищных. И я правда специально ранил, не хотел убивать. Ну ты сам подумай, откуда я мог знать, что ты разумный?! – Те «богомолы», за которых ты меня принял, – сказал Блямс, – тоже разумные, только находятся на другой ступени развития. – Но я же не знал! И я ведь только ранил! – Можно было выстрелить в воздух. Но ты хотел большего эффекта. Ты ранил меня не из-за необходимости, а потому что так захотел. – Да-да, согласен! – вскинул Дед руки. – Я был не прав! Прости меня, очень тебя прошу. Буду тебе обязан. Что-нибудь попросишь, даже то, что мне очень не захочется делать – все равно выполню! – Хорошо. Я запомнил. Я попрошу. Потом. – Но ты меня простил?.. – Но ты же еще не выполнил. – Э-ээ… – растерялся Катков. – Но ты хотя бы на меня больше не сердишься? – Нет. Рассказывай анекдот. – Какой анекдот?.. Ах, это… Да я просто так ляпнул, чтобы они на меня не пялились. – Расскажи. Я много раз слышал слово «анекдот», но я ни разу не слышал самого анекдота. – Да это же так, глупости всякие. Короткие смешные истории. Часто неприличные. – Ты и сказал, что анекдот неприличный. Что значит «неприличный»? Тоже не понимаю. Не понимаю сразу два слова. Если расскажешь неприличный анекдот, я узнаю сразу два слова. Высокий КПД. Рассказывай! – Да я и не вспомню так сразу… – замялся Дед. – Ну разве что… Только он не сильно неприличный. Слово лишь одно неприличное используется. Пойдет? – Пойдет. Рассказывай. Николай Николаевич почесал в затылке, вздохнул и начал: – Спит Иван на печи… – На чем спит мужчина по имени Иван? – перебил его Блямс. – На печи. Это в деревнях такие… бытовые устройства. В них еду готовят. – Мужчина Иван – еда для других особей? – удивился «богомол». – Но как он может спать, когда его готовят? Это же больно. Или его усыпили специально, во избежание мучений? – Да нет же! Готовят внутри печи, а не снаружи. А снаружи она просто нагревается, и на ней тепло лежать. Засыпается быстро. Блямс долго молчал, а потом выдал: – У данного устройства специально нарушен теплообмен, чтобы на нем было тепло спать? Но тогда нужно совмещать приготовление пищи со сном, что не просто неудобно, но и невозможно в принципе. – Не одновременно же! Приготовил, поел, а потом и ложись. Кирпич долго остывает. – Это устройство выполнено из кирпичей?! – закачался «богомол». – Но ведь это же… – Прими это как должное, ладно? – скрипнул зубами Дед. – Хорошо… Но ведь на кирпичах спать очень жестко, особенно вам, поскольку строение ваших тел… – Тоже прими как должное. Пожалуйста! – засопел Катков. – Все крайне нелогично, но… Ладно, я принял вводные с большим, правда, допуском. Продолжай. – А его старушка-мать… Нет, давай сначала, а то как-то уже далеко… Значит, так. Спит Иван на печи, а его старушка-мать сидит на лавке и латает его портки… в смысле, штаны. А Иван ей и говорит… – Погоди, – поднял лапы Блямс. – Латает – это значит «преобразует в латы»? – Пусть будет так… – шумно выдохнул Дед. – А почему только штаны? Нелогично. Большинство жизненно важных органов человека расположены выше. – А Иван больше нижними дорожит! – Нелогично. – А вот такой он нелогичный, этот Иван. Иван-дурак. – В смысле ругательства или в смысле диагноза? – Во всех смыслах, – начал закипать Николай Николаевич. – Он такой дурак, каких свет не видывал. Почти как я, который решил тебе рассказать… ха-ха… анекдот… ха-ха-ха!.. – пробрал его нервный, болезненный смех. – Ты не дурак. Не очень сильно дурак. Не критично дурак для выполнения основных жизненных функций. А твой анекдот сложен для понимания, но тем даже интересен. Продолжай. – А Иван ей и говорит… – Подожди. Ты сказал, что Иван спит. Как он может при этом разговаривать? Нет-нет, я знаю, что некоторые люди разговаривают во сне, но при этом они не обращаются к кому-то конкретно, а Иван… – Хорошо!!! Он проснулся!!! Ему стало горячо, и он проснулся! – Не кричи. Я очень хорошо тебя слышу. Продолжай. – А Иван проснулся и говорит ей: «Мама, рыбы хотите?» Мать ему отвечает: «Хочу, Ванечка, как не хотеть?» Дед замолчал, искоса поглядывая на Блямса. «Богомол» замер безмолвным изваянием. Катков с опаской продолжил: – А Иван ей: «Тогда пойдите и наловите». Мать ему: «Да как же я ее наловлю-то, Ванечка? Я ведь уже старенькая». А Ваня ей с печи: «Тогда сидите и не… гундите!» Вновь повисло молчание. Но прервал его Дед: – Это все. – Как все?! – подпрыгнул Блямс. – А где смысл? – Где-то там. – Но там его нет! Зачем Иван обвиняет родительницу в том, к чему сам же ее и подвел? Разве он не знал, что его мать имеет сильно ограниченный по функционированию возраст?.. Ах да, мужчина же умственно болен… Но тогда это вовсе не смешная, а грустная, даже трагическая история. На неисправном устройстве для приготовления пищи спит умственно отсталый мужчина. Ему становится горячо, но вместо того, чтобы слезть с устройства, он затевает лишенный смысла разговор с обессиленной, голодной старой женщиной, когда-то родившей его, а теперь мастерящей защиту для его… |