Книга Блабериды, страница 50 – Артем Краснов

Максимальный зум. Крупный план. Профиль женщины. Впалые щеки. Тонкие пальцы с маникюром. Чёрные провалы глаз. Светлая кофточка висит, как на садовом чучеле. Она сутулится. Она худеет на глазах. Какой тонкий профиль. Ещё немного и она растворится.

Но это длится секунды. Женщину закрывает широкая спина с надписью «Полиция». Я шарю объективом. Кадр разбивается осколками случайных лиц.

Среди обломков стены торчат деревянные щепы. На уцелевшем дверном косяке черным фломастером нанесена ростовая линейка. З года. 3,5 года. 4 года. Малыш вырастал на пару сантиметров в год. Жив ли он? Мне очень хочется, чтобы именно этот малыш остался. Мог ведь он ночевать у бабушки, у непутевого отца, у друга?

Откуда-то доносится истошный крик, который в обход ушей попадает сразу в кровь, превращая её в желе. Жуткий крик, от которого ты цепенеешь и перестаешь дышать.

Я уже слышал такой крик давным-давно. Я возвращался домой поздно ночью. На соседней улице сбили собаку. Кричал её хозяина. Я не видел их, но от того случая у меня остался чёткое воспоминание, как он несёт на своих руках изломанное собачье тело и воет на одной ноте, которую я долго не мог забыть.

И опять тот же крик.

Кто-то грубо схватил меня за локоть и вытолкнул туда, где строили периметр из пластиковых барьеров.

— Что, цирк вам тут? — кричал рассерженный мужик в форме частного охранника. — Не мешайте! Отойдите!

Я отошёл дальше и поймал в объектив человека на носилках, которые медленно двигал руками, словно плёл невидимую нить. Нога его под разорванной тканью джинсов распухла и стала лилово-крапчатой. Телевизионного оператора выталкивали вслед за мной, но ненадолго — операторы всегда найдут удачное место. Над руинами летал квадрокоптер.

Я встал под деревом спиной к толпе и по телефону надиктовал Неле текст. Она громко стучала по клавиатуре, шипя «не гони».

— Похоже на взрыв бытового газа в районе второго или третьего этажа, — кричал я в трубку. — Количество жертв не уточняют. Минимум пять скорых, взрывники работают, четыре пожарных расчёта, МЧС, полиция. Кинологи приехали. На первом этаже находился частный детский сад — проверь по карте.

Когда я вернулся в редакцию и смысл с рук белую пудру пожарного реагента, фейсбучная лента Нели уже пестрела обновлениями.

«Сволочье, которое выдавало разрешение на детский сад в доме с газовыми трубами — горите в аде! — писала она. — Все, кто делал проверку газа, должны сесть, и не на год-два, а лет на пятнадцать. А иначе невинные дети так и будут гибнуть под завалами».

На планерке мы решили сделать пять материалов, которые дадим в развитие темы. Алик то и дело подскакивал и ленинскими жестами указывал нам путь. Гриша поддерживал его энтузиазм арт-подготовкой ценных указаний, который сыпались из него поминутно.

Конечно, должна быть «полезняшка» о том, как не взорваться на бытовом газе. И ещё подборка взрывов газа по всей России. И ещё интервью с родителями детей…

— Так, ты, — резко уставился на меня Алик. — Максим. Ты контакты у той бабы взял? Ты говорил с ней вообще?

— Нет, конечно.

— Блин, что значит «конечно»? — завёлся Алик.

— Какие контакты? У неё, возможно, ребенок под завалом.

Алик слегка осадил.

— Всё равно надо поговорить с кем-то. Ладно, мамаши эмоциональны, давайте отцов разыскивать. Бросайте клич по соцсетям.

— А насколько этично говорх-ить с рх-одственниками после такого? — спросила Арина в своей милой манере. Чистая душа. Ни черта не смыслит в журналистике.

— Когда самолёт упал, мы говорили с родственниками погибших, — возразил Гриша. — И когда женщина выбросилась из окна. Надо деликатно говорить, без нажима. Вот, Борис умеет. Читатели должны понимать масштаб трагедии. Это достигается через личные истории, иначе…

— Короче, мы не МЧС, чтобы статистикой ограничиваться. Мы должны показать людей, — подытожил Алик.

— Ладно, разыщу кого-нибудь, — вздохнула Неля.

— Я могу поискать, — вызвался Боря. — Нужно, конечно, чтобы человек хорошо говорил. Не мямлил.

— Ищите и пишите на видео, чтобы живые эмоции поймать.

— Я и говорю, — кивнул Борис. — Надо найти человека подходящего.

Через два часа в ленте Нели появилось:

«Говоришь с папой Дима Селезнёва. Сердце разрывается на части. Сижу и реву. А эти мрази, гниды, не могу подобрать других слов, заседают на экстренном совещании. Родственникам обещали по миллиону рублей и всё. Так мерзко на душе».

К посту была прицеплена фотография пятилетнего Димы с зачернёными глазами.

К полудню накал достиг пика. Сервер не выдержал нагрузки и упал. Сайт выдавал страницу 404 в течение часа. Для Гриши и Алика эта трагедия показалась даже более масштабной, чем взрыв дома.

Скоро проворные коллеги окончательно вытеснили меня из хроники онлайн-репортажа. Борису поручили сделать обзорный материал в формате «десять фактов о трагедии». Неля орала (заочно) на пресс-службиста МЧС. Алик фонтанировал идеями. Его злило, что материал наших прямых конкурентов набрал неожиданно много.

— Надо в больницу ехать и делать интервью с выжившими. Так, Виктор Петрович, созвонитесь с вашим другом. Он же главврач первой областной?

Виктор Петрович хватался за телефон и докладывал, что врачи наотрез отказываются пускать в палаты посторонних. Его тон намекал на абсурдность идеи Алика и тот закипал ещё сильнее:

— А что такого-то? Там же не все при смерти? Есть с порезами, с ушибами?

Виктор Петрович звонил снова. Медики ссылались на врачебную тайну и невозможность разглашать персональные данные.

— Ну что за бред-то! — орал Алик. — Завтра списки погибших и пострадавших будут в каждой газете. Какие персональные данные?

— Это всегда так, — вмешивался Мостовой. — Врачей действительно наказывают за пропуск к пациентам без их разрешения.

— А как мы получим разрешение, если врачи не пропускают? Сейчас я им устрою…

Алик брался за телефон и звонил приятелю отца в Минздраве.

«Очень жутко делается, что в этом государстве никто не может чувствовать себя защищенным, — писала Неля в соцсетях. — Когда видишь эти пустые глаза чиновников, видишь преступную халатность, эти мерзкие попытки откупиться деньгами, эти насквозь фальшивые речи из телевизора. А дети всё еще находятся под завалами, слышны стуки, стоны, плач. А каково сейчас тем, кто просто должен ждать, когда наша беспомощная власть сделает хоть что-то, чтобы спасти их близких».

Неля была на связи с волонтерами. Волонтеры слышали стуки под завалами. Стуки отзывались в сердце Нели. От этой боли пальцы её носились по клавиатуре с невероятной скоростью, и счёт лайков под её постами всё прибывал.

«Сегодня целый день реву, — постила она. — Уже всё видела, но такое… Вы можете продолжать жить спокойно? Я не могу. Это коррупция на костях. Строят дома из фанеры, которые рушатся от хлопка бытового газа. Это приговор всем службам».