Онлайн книга «Небесный почтальон Федя Булкин»
|
ХРЯСТЬ! Ничего себе рокотнуло… – Ничего себе сейчас рокотнуло, да, бабушка? – Господи, помилуй нас… Хрясть! Отключил нам с бабушкой Бог электричество… за неуплату… Хрясть! Совсем испугалась бабушка у меня, да и во мне немножечко… Хрясть! Мамочки мои дорогие… – Не бойся, Феденька, у нас же громоотво… – Хрясть! Шепчет бабушка страшным шепотом: – Это, видно, Федь, коричную повалило… Напополам ломает, как спички, с корнем вырывает Бог, когда сердится, во-о-от такие деревья! Я сам в лесу видел… Хрясть! Мою любимую самую… Коричну… Хрясть! …ю любимую яблоньку… полосатые яблочки хрусткие, сладкие, вкусные… ХРЯСТЬ! ХРЯСТЬ! ХРЯСТЬ!!! И вцепляюсь в бабушку, крепко-накрепко, намертво! Чтобы уж если пропадать, так уж с бабушкой. А с ней не пропадешь еще, может быть… Хрясть! И вот он! Ворвался… Вырвал небом бушующим форточку… Марлечку нашу с бабушкой откомарную… теперь комары-то поналетят… А мы назад окно вместе с бабушкой, в две силы, слава богу, от Бога закрыли… Белые ягоды полетели с неба… Дробь по крыше пошла барабанная… – Что это, бабушка? – Град это, Федя… Господи помилуй! Патиссоны-то я не накрыла… Град? С куриные яйца градины… Град небесный… – Вкусный он, бабушка? – Кто? – Да град! – А? Хрясть! Градины-виноградины… Разверзлись хляби небесные… Настал судный час… Хрясть! Что мы такого ему мы с бабушкой сделали, что все небо он обрушил на нас… Хрясть! – Я клубнику съел сегодня утром зеленую… ХРЯСТЬ! – Не помыл… ХРЯСТЬ! – Две съел… ХРЯСТЬ! – Три… НЕЛЬЗЯ НЕМЫТУЮ ЗЕЛЕНУЮ КЛУБНИКУ, ФЕДЯ, ЕСТЬ! ХРЯСТЬ! – Я больше правда так не буду… честное слово… НУ ЛАДНО… И вдруг все тихо. Капает только отовсюду, перекатывается что-то, перехватывается, слышно, как над головой рама поскрипывает чердачная. Через нее хотел, видно, до нас с бабушкой добраться разгневанный Бог-градовержец… Язычок огненный в лампе керосиновой прыгает… Бог отходчивый и доверчивый, прям как бабушка. Дашь ему честное слово, он и верит… – А стекло какое холодное! Как зима… И в саду все белым-бело… Град небесный по всем грядкам рассыпан. Сахарный. Никогда не видел еще я небесного сахара… Круглый он. – Пойдем скорей, бабушка! Собирать… Повезло нам с бабушкой, столько сахара бесплатно насыпалось. Будет нам теперь из чего варенье варить. Может быть, и не сердился вовсе на нас с ней Бог? Может быть, наоборот, он хотел сделать хорошее? Ведро нужно взять – град небесный с грядок собирать. – Что это, бабушка? Снег? Неужели изо льда град небесный? Виноградины огромные снежные… Парник растрепанный… По всему, по всему сверкают белые градины… Воздух как зимой… А на небе уже растаяло, сине, колодезно. До самого донышка видно. И столько же звезд в нем осталось, как до градопада было. Собираю градины в ведро, и позвякивают стеклянно на донышке, бочком о бочок, ягоды снежные, ледяные… – Растает он, Федя. Зря ты его собираешь. Тает градопад… Так и сверкает в талом золотом водяным… Зато солнце в ведро попалось… И умываюсь утром не простой водой – ледяной, солнечноградной… – И клубнику всю перебило, Федя… беда… Собери хоть, что уцелела… И тянусь с опаской, в небо оглядываясь, к бледному бочку. Ничего, честное слово вчера я давал, а теперь сегодня… И замираю, отдернув руку. Смотрит из-под темного листа клубничного, как из-под зонтика, на меня целехонькая, с яйцо куриное, Богоградина… * * * Слава богу, погода наладилась. Не люблю я только, когда лежишь, загораешь себе, а по тебе кто-то ползает. Хоть травинка… – Посмотри, никто не ползает там по мне? – Муравей полз, Федь. – Смахнула? – Смахнула. Бабушка?! – А вот знаешь, что только что мне подумалось? – Что подумалось? – А ведь я, наверно, как Бог вот этому муравью. – Он тебя и не видел, Федь. – В том-то и дело, бабушка… в том-то и дело… …Да и ты тоже, бабушка, как Бог ему. Смахнула, и всё. Слава богу, что не прямо на мне убила… И представил я, ужаснулся… Бедный, маленький, беззащитный, он на мне заблудился… Думал, вот лежит чего-то, переползу! И полз. По боку карабкался, как папа учил меня с санками на скользкую горку, елочкой… Ведь ему спина моя – как пустыня… Ведь ему любая капелька на мне – озеро… Ведь ему мурашки мои, как кочки на каждом шагу, ведь ему между двух моих от крылышек косточек – перевал, а сами косточки – как вершины! Ведь ему… Ведь я ему великан… Циклоп! Потому что он от правого глаза моего левого за носовым хребтом не увидит! Только спину я почесал, а уже убийца бессмысленный! Только комара прихлопнул, а уже от чьих-то надежд – пятно мокрое, крови лужица… Почесал, пока чешется, послюнил подорожник, приложил, и все, и уже не чешется, и уже забыл, и никакого раскаянья… Схлопнул комара на лету, обтер об себя… Он летел и – шлеп! Ниоткуда буквально – хлоп! И все? Темнота? В июне месяце лета?! Я преступник… злодей… убийца… не со зла, а просто так убивал, и не то что я старушку какую-нибудь процентщицу топором, как, рассказывает бабушка, было дело у Достоевского, ну а просто так, безыдейно! Говорят в детективах, «ищи кому выгодно», чтоб преступника на чистую воду вывести, обнаружить, а я не выгадал, что убил, сам не знаю даже об этом. Никогда комары с муравьями меня не найдут, чтоб судить, не поймут они никогда, кто убийца… И каждый убийца так человек? Даже БАБУШКА?! И каждый так человек, даже бабушка… Что же не сказала мне сразу ты, бабушка, что ты Бог?! Я бы лучше к тебе относился… * * * |