Книга Черная карта судьбы, страница 24 – Елена Арсеньева

– Слышала, – вздохнула Лиза. – Я понимаю, что ты решил обратить все в шутку, а это значит, что ты сам в этой ситуации разобраться пока не можешь, но считаешь ее очень серьезной. Хочешь меня развеселить, чтобы я не тревожилась. Но у меня такое ощущение, что наше отделение тут ни при чем.

– А кто при чем?

– Наша семья.

– Это пуркуа? – хлопнул глазами Александр Александрович.

– Пуртуа! – огрызнулась Лиза. – Пуртуа, что меня сегодня предостерегали против некоей опасности, исходящей невесть от кого!

– Во-первых, во французском языке нет слова «пуртуа» в том смысле, который ты в него вкладываешь, – сказал Александр Александрович. – Пур туа – это значит «для тебя». А во-вторых, кто именно тебя предостерегал?

– Извини, я учила только английский, – огрызнулась Лиза. – А предостерегал меня беглый псих. Человек в шлепанцах на босу ногу и с зелеными волосами. Сказал, что он – тополь, он царапал ветками мое окно, чтобы предупредить об опасности, но я не вняла предупреждению, и тогда он пророс на моем пути. Половина из его речений была какой-то тарабарщиной на непонятном языке, но из оставшейся половины можно было понять, что нам мстят, что мститель уже получил три жертвы, но хочет добраться и до оставшихся двух. Понимаешь, папа? – Голос Лизы задрожал. – Он уже получил три жертвы!

– Успокойся, – остро взглянул на нее Александр Александрович. – Фамилию его ты знаешь?

– Ну, ты даешь! – возмущенно крикнула Лиза. – Да если бы я знала, кто он, я бы его сразу задержала! Его этот псих назвал каким-то странным словом, да у меня из головы выскочило.

– Да нет, ты не поняла, – сердито мотнул головой отец. – Я не о мстителе. Я об этом психе с зелеными волосами. Фамилию его ты знаешь? А впрочем, дай-ка я попробую угадать. Он – тополь, значит, его фамилия – Тополев?

– Папочка, ты гений, – ехидно прошептала Лиза, но отец не обратил внимания на ее тон.

– Тополев, – повторил он с какой-то странной интонацией, и Лизе показалось, что он испуган! – Опять Тополев!

– Опять? – изумилась Лиза. – Ты что, уже слышал эту фамилию?

– Да.

– От кого?

Отец вздохнул и ответил с явной неохотой:

– Сначала от Вадима, потом от Жени.

У Лизы подкосились ноги, и она схватилась за край стола:

– Что?!

– Что слышала. Их тоже предупреждал тополь, который вырос под их окном и скребся ветками в стекло. В смысле, человек, который считал, что он тополь, предупреждал. Отлавливал где-то на улице и начинал бубнить, что мститель встал из могилы и алчет нас уничтожить – всех по одному.

– А маму? – хрипло спросила Лиза. – А маму он тоже предупреждал?

– Этого я не знаю, – отвернулся отец. – Она мне ничего не говорила.

– Папа, почему ты ее не любил? – неожиданно для себя самой спросила Лиза.

– Не знаю, – с безмерной печалью ответил отец. – Я пытался, но… Понимаешь, она была связана с одним очень тягостным эпизодом моей жизни, моей и Женькиной, потом я от нее, прости, натурально бегал, а она бегала за мной. Она была милая, она меня так обожала, я был измучен потерями… Ну и решил взять то, что само идет в руки. Она забеременела почти сразу после того, как я сдался. И я почувствовал, нет, я точно знал, что у нас родится дочь, что она станет самым большим счастьем моей жизни, что она сможет заменить мне то, что я потерял!

– Ты потерял женщину, которую любил? – прямо спросила Лиза.

Отец ответил не сразу, но потом все же сказал:

– Да. Я потерял женщину, которую любил больше всех на свете. Потом я ее снова нашел, но уже иначе… Все уже было иначе! Я знаю, что и она меня любила больше всех на свете, но… Черную карту бросила нам с ней судьба. А теперь ее уже нет в живых. Пожалуйста, не спрашивай больше! Это пока запретные темы.

– Хорошо, не буду спрашивать, – согласилась Лиза, с невольной жалостью глядя на седую голову отца.

Как он постарел за последние полтора года, после того, как один за другим погибли Вадим Петрович, мама и Женька! Как будто ему трижды нанесли страшные раны. Ему удалось выжить, но кровь не перестает литься, и раны эти никогда не заживут. Лиза тоже была тяжело ранена, но у нее – может быть, по младости лет, может быть, из-за того, что каждый день приносил все новые и новые заботы, которые не давали зацикливаться на собственных переживаниях – надо было о других людях заботиться! – раны заживали быстрее. А может быть, тут не обошлось без вмешательства отца. Всю жизнь у Лизы было ощущение – именно ощущение, а не знание! – что отец своей удивительной энергией, вернее, энергетикой поддерживал их всех: маму, ее саму, Женю и Вадима Петровича, создавая вокруг них как бы защитный купол, однако и они поддерживали его своей безоглядной любовью и безусловной преданностью. И с гибелью тех троих отец ослабел не только от горя, но и потому, что лишился особой энергетики их любви. Вот уж правда: выпала черная карта! Отец не скрывал, что утратил многие свои способности, которые любой досужий человек назвал бы сверхъестественными: утратил не столько по чьей-то злой воле, сколько из-за того, что их не для кого стало проявлять. Они не могли сосредоточиться на одной Лизе, потому что она и сама не могла ответить с той силой, которая исходила из трех любящих душ! В этом был какой-то прерванный круговорот энергии… Лиза это ощущала всей душой, однако говорить об этом с отцом и просить подтвердить свои догадки было невозможно. Можно было только сочувствовать, жалеть… И втихомолку обижаться, что отец по-прежнему считает ее недостойной знать нечто большее, отстраняет от того мира чудес, куда ее раньше пускала только Женька. А теперь все двери туда закрылись волею отца!

Лиза гнала от себя мысли о том, что отец просто боится за нее… Боится тех открытий, которые она сделает в мире нереального, а между тем это было именно так.

Однако и в мире реальном она все же может сделать нечто, чтобы хоть на шаг приблизиться к тайнам, которыми была опутана ее семья: она может и должна встретиться с Тополевым и его лечащим врачом! А если им является доктор Абрамова, Лиза заодно поговорит с ней и насчет тех, прошлых случаев, так и оставшихся странными, непонятными, необъясненными.

– Папа, ты, случайно, не знаком с доктором Абрамовой из психиатрической лечебницы? – спросила она, чтобы отвлечь отца от печальных размышлений, в которые тот погрузился настолько глубоко, что, как показалось Лизе, буквально на глазах еще больше постарел.

– Виделись мельком, – не сразу ответил отец. – Ею совершенно очарован преемник Эпштейна. По его словам, на этой Абрамовой теперь вся больница держится.

– Как интересно! – зло усмехнулась Лиза. – Мы пару дней назад тоже виделись. Нужно посоветоваться с ней кое о чем, а неохота. Очень уж тягостное впечатление осталось.

– А что, со мной ты не могла посоветоваться? – с ноткой обиды спросил Александр Александрович.

– Ну, во-первых, я вообще стараюсь тебя не перегружать своими делами, ты сам знаешь, – не сдержалась и съехидничала Лиза, на что отец, впрочем, только снисходительно усмехнулся, – а во-вторых, мне не консультация специалиста была нужна, а именно беседа с Абрамовой. Понимаешь, в психушку отчетливо ведут некоторые следы… Я хочу сказать, что люди, которых мы задерживали за некоторые странные дела, все до этого побывали в этой больнице – на знаменитой улице Серышева, дом тридцать три. И своим лечащим врачом они называли именно Абрамову!