Книга Видок. Чужая месть, страница 53 – Григорий Шаргородский

– Игнат Дормидонтович, мио амико, вы в порядке?

Удивительно, но Антонио выглядел куда лучше меня. Вроде при его тонкой нервной натуре и хрупкой, голубой душе графа должно было полоскать в три фонтана. Но нет, чуть побледнел, и только. Даже обо мне беспокоился.

– Нам лучше уйти, – предложил он и чуть ли не насильно потащил меня в коридор.

На свежем воздухе мне стало лучше, и мозг заработал без сбоев.

Что бы ни говорила совесть, подстегиваемая юношескими реакциями тела, циничная душа утверждала, что моей вины здесь нет. Я делал то, что должен, и нужно иметь смелость принять то, что свершилось.

Все правильно, но уверен, эта ночь будет мне сниться еще очень долго.

Как верно сказал Уильям наш Шекспир: мавр сделал свое дело, мавр может уходить. В этом мире Шекспир не родился, но мудрость его мыслей от этого меньшей не становилась.

Цинский великий князь не стал задерживать нас, и, как мне показалось, не только из-за сентенции, сформулированной великим британцем, но еще и потому, что он явно куда-то опаздывал. Целая процессия с окруженным телохранителями паланкином выдвинулась из ворот дворца практически сразу за нами. Это я увидел через заднее стекло паромобиля.

Даже стало интересно, куда так спешит наш политический союзник, так и не наведя порядка в собственном доме.

В посольство добирались в поистине гробовом молчании. Антонио уже не был так бледен, но и до его обычной небрежной веселости было далеко.

Когда мы вышли из паромобиля перед крыльцом посольства, он положил мне руку на плечо и с какой-то усталой грустью в голосе сказал:

– Идемте в библиотеку, мио амико, там есть что выпить. Это сейчас нужно нам обоим.

Ну а что? Мысль правильная. Я не большой любитель напиваться, но в данном случае сам бог велел.

В посольской библиотеке я еще не был, и напрасно. Она обладала изрядной коллекцией книг в двух десятках шкафов. Были и традиционные решетчатые стеллажи для хранения свитков. А в некоторых шкафах я заметил стопки каких-то досок.

Надо будет наведаться сюда в более спокойный денек.

Когда увидел посреди комнаты рядом с большим столом огромный, затейливо оформленный глобус не менее полутора метров в диаметре, я сразу заподозрил, что упомянутая графом выпивка спрятана именно там.

Так оно и оказалось. Глобус вращался не на вертикальной оси, а в чашеобразной обрешетке, так что верхняя часть поднималась как крышка, обнажая целую батарею разных бутылок. А вот посуды нигде не было.

Надеюсь, нам не придется пить из горла.

Не пришлось. Пока Антонио выбирал бутылку в библиотеке, появился лакей, который принес целый поднос закусок и шесть коньячных бокалов.

Ну вот как он узнал, что глубокие размышления Антонио закончатся выбором именно коньяка?

В двадцать первом веке мы привыкли относиться к обслуживающему персоналу с пренебрежением, забывая, что ненавязчиво и профессионально обустроить досуг другого человека – это по большому счету настоящее искусство. Здесь я не видел, чтобы хоть один дворянин по-хамски обращался к собственному слуге. Зато в своем мире не раз наблюдал зарвавшихся нуворишей, обливающих презрением и грязью официантов и гостиничную обслугу. Что это? Неистребимое в нашем народе чванство или же недостатки демократии как таковой. А может, все вместе. После переселения сюда меня поначалу напрягало сословное деление, когда сопливый дворянчик обращался к заслуженному мастеру на «ты», а тот вынужден в ответ уважительно ему «выкать». Но потом я осознал, что дело не в правильности или мнимой неправильности политического строя, а в традиции уважения людей друг к другу. Порой какой-нибудь разбитной казак может так сказать «ваше благородие» – будто помоями обольет, а иногда «вашбродь» получается душевно и с превеликим уважением. Когда-то большевики сломали это веками создаваемое равновесие, но своего аналога так и не построили.

Что-то меня занесло на философию. Не выспался, наверное.

Приняв от графа бокал, я поднял его в салюте:

– Ваше здоровье, граф.

– Бриндизи, – ответил мне Антонио, приподнимая свой бокал.

Выпили. Закусили. Немного помолчали.

– Вы позволите мне называть вас Игнацио?

– После того, что мы пережили вместе? Легко, – небрежно взмахнул я бокалом.

Несмотря на все свои странности, Антонио был вполне нормальным человеком и, что самое главное при его социальном статусе, совершенно адекватным.

– Благодарю, – не вставая с кресла, поклонился он. – Игнацио, мне хотелось бы убедиться, что вы правильно поняли то, что произошло в доме нашего союзника.

– Вы думаете, я что-то упустил в сцене казни без суда и следствия?

– По этому поводу у вас есть хорошая пословица: в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

– И не пытаюсь, – допив бокал до дна, проворчал я. – Но к этой девушке палача привел именно я. Так что на мою помощь ваш союзник больше может не рассчитывать.

Чтобы долить мне коньяка, графу пришлось встать, и при этом он налил на самое донышко.

И не лень ему каждый раз подниматься, я бы набулькал как минимум половину.

Вот и еще один пример отсутствия культуры пития, которую на корню уничтожили те же большевики, оставившие после себя пресловутое: «Лей еще, ты что, краев не видишь?!»

– Мио амико, – сокрушенно покачал головой граф, – вы слишком юны и многого не понимаете. Это наш общий союзник, и случись какая беда, здесь нам положиться больше не на кого.

В ответ я только хмыкнул, опять приложившись к бокалу. Перед глазами стояла холодная улыбка этого дракона, с которой он смотрел на расползающиеся по собственному кимоно пятна чужой крови.

Не заметив в моих глазах понимания, граф заговорил чуть жестче:

– Игнацио, надеюсь, вы не наделаете глупостей и не наговорите великому князю чего-то лишнего на завтрашнем пиру.

– А разве он состоится после такого-то? – искренне удивился я.

– То, что произошло, никак не может изменить планов его высочества. Это только лишняя возможность показать умение сохранять лицо в любых ситуациях. Так что готовьтесь к завтрашнему маскараду.

– Маскараду?

– Господин посол решил сделать великому князю приятное, и на пир мы пойдем в цинской одежде.

– Вот не было печали… – проворчал я, опять допивая коньяк.

Остановив жестом напрягшегося графа, я сам взялся за бутылку.

От выпитого у меня немного шумело в голове, но нужно отдать должное, налил я вполне пристойную дозу… ну или чуть больше, чем это сделал бы Антонио. Не вскакивать же по два раза.

Похоже, происшедшее в доме нашего «обожаемого» союзника задело графа намного больше, чем он это хотел показать. Так что к бокалу он прикладывался не менее рьяно, чем я. Мы разоткровенничались – я поделился с ним тем, что прочел в дневниках Игната о жизни в школе видоков, и добавил пару адаптированных историй из студенческой жизни двадцатого века другого мира. В ответ узнал о прошлом Антонио. Рассказ графа окончательно объяснил все странности его образа.