
Онлайн книга «Украденное лицо»
– Мне. Тебе. Надо. – Ты хочешь поехать по головам? Никто не ездит по головам. В реальной жизни. Но здесь – жизнь не реальная. – А что может случиться еще хуже? Одна минута до полуночи. – Верь мне, – говорит Лавиния. – Прошу тебя. * * * Десять… девять… Теперь Луиза вспоминает все, чего она боится. Она вспоминает, что у нее нет медицинской страховки, и если она что-нибудь сломает, то не сможет заплатить за лечение, что ей завтра на работу, и она не может улизнуть, даже если бы и смогла бы (восемь). Она даже не очень хорошо знает Лавинию и не должна ей верить, потому что новые люди обычно разочаровывают, если не что похуже (семь). И хотя Лавиния смотрит на нее с таким восхищением, Луиза ей чужая, а самый верный способ облажаться – это открыться другому человеку (шесть). И она не может позволить себе глупости, ведь глупость, как и счастье – это роскошь, но сердце у нее колотится так быстро, словно оно – колибри, которая выбьет из себя все дыхание (пять) и умрет до полуночи. Но впервые за все время, что она помнит, Луиза счастлива, и она не пожалеет ударов сердца, если придется, чтобы чувствовать себя вот так (четыре), потому что, в конце концов, ей хочется на свете только одного – быть любимой и (три, два, один). Толпа подхватывает их. Так много людей, они держат ее за талию, за бедра и за спину, и Луиза не боится. Она знает, просто знает, что ей не дадут упасть. Знает, что им можно довериться, потому что они все вместе, и все возвышенно и буйно пьяны, и хотят, чтобы она плыла над ними, как хочет того и она, потому что так прекрасно реять так высоко, и они желают быть частью этого полета. Лавиния тянется к ней над головами толпы и улыбается, она так далеко и вот уже близко, еще ближе, а потом совсем близко, чтобы схватить Луизу за руку и крепко ее сжать. Уже почти рассвело. Все высыпают на улицу. Скидывают обувь. Девчонки шагают босиком по льду. Таксисты берут по сто долларов с пассажира, чтобы довезти всего-то до Верхнего Ист-Сайда. * * * Луиза успевает немного протрезветь. Она чувствует, что стерла ноги, но слишком счастлива, чтобы обращать на это внимание. Она кутается в пальто, недостаточно элегантное для того, чтобы оправдать свою легкость, и ежится от порывов ветра, а Лавиния, не задумываясь, вызывает такси, хотя в этот час срочный вызов, наверное, стоит сумасшедших денег. – Куда мы едем? Лавиния подносит палец к губам. – У меня для тебя сюрприз. Такси везет их по Вест-Виллидж, Нижнему Ист-Сайду и через Бруклинский мост. – Тебе этого хотелось? – Лавиния закутывается в огромных размеров шубу. Она очень сосредоточенно мигает, глядя на Луизу. – Чего? – Праздника. Именно этого? – Да, – отвечает Луиза. – Было просто чудно! – Вот и хорошо. Я рада. Хотелось сделать тебя счастливой. Такси едет мимо реки. – Подумать только, – говорит Лавиния. – Сейчас ты могла бы спать у себя дома. Сейчас Луизе надо бы спать у себя дома. – Но вместо этого… – Лавиния открывает окно. Ветер хлещет их по лицам. – Мы встретим восход солнца. Разве не здорово? Такси останавливается под колесом обозрения у ярко раскрашенных ворот, рядом с вывесками паноптикума и аттракциона «Центрифуга». Парк закрыт до весны. Но уличные фонари освещают карусель, дома с привидениями, дощатый настил у берега, а еще дальше – волны. – Хотелось побыть у воды, – объясняет Лавиния. Настил покрыт скользкой наледью, и Лавиния держится за Луизу, чтобы не упасть. Обе они поскальзываются и падают, немного ободрав колени, но вот они и у самой воды. – Наконец-то, – произносит Лавиния. Сидеть слишком холодно, но они присаживаются на корточки, вдвоем закутавшись в огромную шубу Лавинии. Лавиния протягивает Луизе фляжку. – Глотни-ка, – говорит она. – Сразу согреешься. Во фляжке виски – хороший виски, слишком хороший для того, чтобы тянуть его из фляжки для «обогрева», когда рук своих не чувствуешь, но ведь на то она и Лавиния. – Там, на «Титанике», они пили виски, – начинает Лавиния. – Они тонули вместе с кораблем, видели, что им скоро конец, и говорили: «Да плевать, как-нибудь выкрутимся». Так что они до бровей накачались элитным виски, а когда корабль затонул, это их и спасло. Внутри им было так тепло, что они не чувствовали холода. И доплыли до спасательных шлюпок. Я об этом думаю… все время… когда… Ой, твое платье! Платье Лавинии, которое она так щедро и великодушно доверила Луизе, которое она нашла на улице в Ист-Виллидж и которое воплощает красоту, истину, все доброе в мире и даже, возможно, существование Бога, все изорвано. На нем винные пятна. И дыры от сигарет. А Луиза думает: «Ты его запорола». Она вела себя неосторожно. Эгоистично и бездумно, она слишком много пила и утратила бдительность – даже животные знают, что бдительности терять нельзя – и теперь Лавиния ополчится на нее так же, как на бедную, жалкую Мими, которая оторвала Лавинии рукав. Только все будет гораздо хуже, чем чуть раньше, теперь, когда ночь так хороша, и она знает, что теряет. Луиза старается не заплакать, но она выпивши, размякшая и, конечно же, не может сдержаться, из глаз у нее брызжут слезы, и тут Лавиния изумленно глядит на нее. – Что такое? – Господи, прости меня, прости… твое платье. – И что платье? – Я его испортила! – Ну и? Лавиния встряхивает длинными волосами. Они развеваются на ветру. – Ты классно провела ночь, так ведь? – Да, конечно, я… – Так в чем проблема? Мы всегда сможем достать еще одно. Она говорит так, будто все очень просто. – Я же тебе рассказывала, – продолжает Лавиния. – Вокруг меня что-то происходит. Боги принесут нам другое платье. Слезы Луизы замерзают у нее на щеках. – Это жертва, – произносит Лавиния. – Мы принесем жертву старым богам – пустим платье по водам, и пусть воды покончат с ним, вот! – Что? Лавиния тычет Луизе в лицо локтем. БОЛЬШЕ ПОЭЗИИ!!! Надпись почти стерлась, остались лишь буквы ОЛЬШЕ ОЭЗИИ! но Луиза их разбирает. – Ты почти позволила мне забыть! Как ты могла? – Я… – Вот и решено. Лавиния вскакивает на ноги. Шуба падает на землю. Ее прекрасное белое платье, делающее ее похожей на ангела, тоже падает. На фоне снега она замерзшая, жалкая и голая. Груди у нее синие. А соски – лиловые. |