Книга Красота - это горе, страница 29 – Эка Курниаван

– Спасибо, что пришел, – начала Деви Аю. – Добро пожаловать в мой дом.

Преман уже знал, зачем его пригласили, или, по крайней мере, догадывался. Он понял, что не имеет на эту женщину никаких прав, но он был влюблен. Наконец забыл он о своей боли, забыл Насию и принцессу Ренганис, плененный прекрасной проституткой. Довольно страдать – надо на ней жениться или хотя бы стать у нее единственным.

Владела она собой превосходно – вероятно, благодаря уму. Выпустив струйку дыма, следила за ней взглядом, погруженная в свои мысли. Сигарета ее – не местная, гвоздичная, а заморская – пахла свежо и терпко. Она принесла себе стакан лимонада и, докурив и отпив глоток, жестом велела гостю тоже попробовать лимонад, и он неуклюже взял свой бокал. В далекой мечети служка забил в барабан – три часа дня.

– Жаль, – вздохнула проститутка. – Ты уже тридцать второй, кто хочет меня присвоить.

Преман не удивился, он ждал от нее таких слов.

– Или я на тебе женюсь, – продолжал он, – или буду каждый день платить за то, что ты только моя.

– Но вот беда, заниматься сексом каждый день я не могу, а значит, буду получать деньги ни за что, – негромко хохотнула она. – Зато, если забеременею, буду хотя бы знать, кто отец.

– Так пойдешь ко мне в содержанки на всю жизнь?

Деви Аю покачала головой.

– Не на всю жизнь, – отвечала она, – а покуда выдержат твой член и кошелек.

– Если надо, сойдет хоть палец, хоть копыто коровье.

– Сойдет и палец, коли умеючи, – усмехнулась Деви Аю. И, помолчав, пробормотала: – Прощай, моя карьера публичной женщины.

Слова ее прозвучали с ноткой грусти. Немало горя пережила она за эти годы, но бывали и хорошие времена.

– На самом деле все женщины – проститутки, даже самые верные жены продают себя за выкуп невесты и карманные деньги… или за любовь, если она есть на свете, – продолжала Деви Аю. – Ты не подумай, что я не верю в любовь, как раз наоборот, в дело я вкладываю всю любовь, на какую способна. Родом я из голландской семьи, воспитана католичкой, но в день свадьбы перешла в мусульманство. Все у меня было когда-то – и семья, и вера. Но, все потеряв, я не утратила способности любить. Я будто стала святой. Проститутка должна любить всех и все: члены, пальцы, коровьи копыта.

– А мне любовь ничего не принесла, кроме страданий, – признался преман.

– Что ж, люби меня, если хочешь, – сказала Деви Аю. – Только не жди слишком многого в ответ, ведь ожидания ничего общего не имеют с любовью.

– Но как любить, если на любовь мою не отвечают?

– Научишься, красавчик.

И в знак согласия Деви Аю протянула руку, и Маман Генденг поцеловал кончики ее пальцев. Оба были не в обиде, и хоть они и не жили вместе, но все больше походили на молодоженов. Маман Генденг познакомился со старшими дочерьми Деви Аю, тоже красавицами, как мать; Аламанде было шестнадцать, Адинде – четырнадцать. И поклялся: “Кто тронет девочек хоть пальцем, того убью!”

Они стали появляться на людях все вместе, как семья, – ходили в кино, по воскресеньям ездили на пляж и на рыбалку. А по ночам преман встречался с Деви Аю во флигеле у мамаши Калонг. По утрам Деви Аю больше не торопилась домой, а подолгу болтала с ним в апельсиновой роще.

Но однажды, когда Маман Генденг прожил в городе уже несколько недель, он не пришел вечером в заведение. Больше никто не смел прикоснуться к Деви Аю, и она коротала время за книгами о путешествиях, когда в сопровождении охранников зашел новый гость – Шоданхо.

В публичном доме он был впервые. Не помня себя от радости, выбежала ему навстречу мамаша Калонг, предложила все, что он пожелает. А он желал лишь одного – самую красивую в заведении проститутку. И решительно указал на Деви Аю. Все содрогнулись, увидев, кого он выбрал, и никто не смел пикнуть, когда Деви Аю покачала головой: нет. Впервые за все время Деви Аю отказала клиенту, да разве испугаешь Шоданхо движением головы? Потрясая пистолетом, подошел он к проститутке и велел: бросай путеводитель, марш в постель! Деви Аю возмутилась до глубины души: ее всегда несли по лестнице на руках, а тут пришлось пешком подыматься, да еще против воли. Шоданхо последовал за ней во флигель, а его свита осталась в кабаке.

– Только трус станет вот так размахивать пистолетом.

– Дурная привычка, прошу прощения, мисс, – ответил Шоданхо. – Я просто хотел попросить руки вашей старшей дочери Аламанды.

Деви Аю презрительно ухмыльнулась. Напомнив ему, что грубость не увеличивает его шансов на успех, она продолжала, взвешивая каждое слово:

– Аламанда сама себе хозяйка – вот и спросите у нее, согласна ли она. – А про себя подумала: “До чего он жалок, плюгавец, – тоже мне способ делать предложение!”

– Весь город говорит, она уже отказала многим, как бы и со мной не случилось того же.

Для Деви Аю не было секретом, что Аламанда кружит головы всем, от юнцов до дряхлых старцев. Кто только не пытался за ней ухаживать – но ни один ничего не добился. Ее мать хорошо знала, что сердце Аламанды занято. Ее любимый в отъезде, и Аламанда ждет его возвращения.

– Придется вам все-таки поговорить с Аламандой, – ответила Деви Аю. – Если она согласится, закачу вам пышную свадьбу. А если нет, ничего не попишешь, стреляйтесь.

В апельсиновой роще заухала сова и, камнем упав вниз, схватила крысу. Деви Аю пыталась выиграть время: вот-вот явится Маман Генденг – пусть разберутся вдвоем, по-мужски. Шоданхо подошел к ней вплотную, взял за подбородок, гладкий, как шелк, и спросил:

– А сейчас что я, по-вашему, должен сделать, мадам?

– Поищите другую, – посоветовала Деви Аю.

В городе было не счесть красавиц, наследниц принцессы Ренганис, снискавшей печальную славу своей красотой. Но, вместо того чтобы уйти, он толкнул ее в спальню и стал срывать с нее одежду. Действовал он решительно и, извергнув из себя семя, отдышался и без единого слова вышел.

Деви Аю лежала на кровати, не веря в случившееся. Мало того что он нарушил запрет Мамана Генденга, так еще и впервые в жизни ее взяли так грубо. Мужчины в Халимунде обращались с ней бережней, чем с законными женами. Глядя на свое платье, от которого отлетели две пуговицы, молилась она, чтобы Шоданхо убило молнией. И самое возмутительное, что обращался он с ней как с куском мяса; будто не с женщиной был, а спустил в унитаз, – а ведь ее уважает весь город! Она ругалась про себя, даже всплакнула и поскорей ушла домой.

Маман Генденг услышал новость с утра. С Шоданхо он не был знаком, но знал, где его искать. От автовокзала он поспешил прямиком в штаб военного округа Халимунда. У ворот его остановил часовой, сидевший в будке. Маман Генденг потребовал Шоданхо. Огнестрельного оружия у солдата не было, только нож да дубинка, и, зная, что силы неравны, он лишь козырнул и указал на дверь, и Маман Генденг протиснулся мимо.