Книга Красота - это горе, страница 44 – Эка Курниаван

Товарищ Кливон позвал ее в лодку, пришвартованную к песчаному берегу.

– Не бойся, – сказал он, – это лодка моего друга. – Вдобавок он мог править в любой шторм, даже самый жестокий. На дне оказались весла и мелкая рыбешка, живец. – Все готово для рыбалки, – сказал Товарищ Кливон.

И ясным воскресным днем вышли они в океан, и не знала Аламанда, что домой они не вернутся и к ночи. Товарищ Кливон правил в открытое море, вот уже и берег скрылся из виду – куда ни глянь, всюду океан, будто очертили вокруг них синий круг. Аламанда встревожилась:

– Где мы?

– Там, куда много-много лет назад один человек увез любимую, – ответил Кливон.

Сказав эти загадочные слова, он преспокойно облокотился о борт и стал следить за чайками в синем небе. Вскоре Аламанду, непривычную к морским путешествиям, затрясло от холода. Платье на ней еще не просохло после купания. Кливон предложил ей снять одежду и разложить на крыше лодки – пусть сушится, пока солнце не село, ведь плыть им еще долго.

– Не думай, что можешь вот так запросто велеть мне раздеться, – сказала Аламанда.

– Дело ваше, мисс, – ответил Товарищ Кливон. Тоже мокрый насквозь, он не спеша разделся и разложил одежду на крыше лодки, снял с себя все до последней нитки.

– Что ты делаешь, глупец ты этакий?

– Разве непонятно?

Он улегся на прежнем месте, и Аламанда пришла в замешательство – ни намека на возбуждение, член поникший. Подумав, она решила, что должна тоже снять одежду и разложить на крыше лодки. Она останется нагой, и если он в порыве страсти на нее набросится, будь что будет.

– Я тебя не трону, – заверил Товарищ Кливон, будто угадав ее мысли. – Я тебя похитил, вот и все.

Девушка наконец сняла с себя всю одежду. И села спиной к Товарищу Кливону, обхватив колени. А высоко в небе, наверное, смеялись над ними Бог и ангелы: вот чудаки, разделись и не трогают друг друга – отодвинулись подальше и сидят себе молчком! Так тянулось до заката, пока обоих не одолел голод. Товарищ Кливон наловил летучих рыб, пришлось их есть сырыми, ведь костер в лодке не разжечь. Товарищ Кливон за годы дружбы с рыбаками привык есть сырую рыбу, а Аламанда отказалась и предпочла голодать. Ночью, когда ей стало совсем невмоготу, она тоже попробовала сырую рыбу и поперхнулась.

– Противно, только пока не проглотишь, – пояснил Товарищ Кливон. – А когда окажется в желудке, снова почувствуешь себя по-человечески.

– Так и ты будешь со мной, только пока мы здесь, в море, – сердито возразила Аламанда, – а когда вернемся домой, вновь превратишься в прежнего жалкого типа.

– Может быть, домой мы и вовсе не вернемся.

– Звучит еще более жалко, – поддразнила Аламанда. – Даже здесь, в безлюдном месте, когда я перед тобой нагая, у тебя не хватает духу ко мне приблизиться.

Товарищ Кливон лишь, смеясь, уплетал сырую рыбу. Не в силах больше терпеть, Аламанда наконец, набравшись храбрости, попробовала еще кусочек. Превозмогая тошноту, проглотила почти не жуя; так она и делала с тех пор.

Две недели длилась эта история – они дрейфовали в открытом море, совсем одни. Других рыбаков они не встречали ни разу – Кливон нарочно повел лодку вдоль глубокого желоба, рыба там не ловилась, и рыбаки это место не жаловали. Дни стояли ясные, шторма ничто не предвещало, зато с пассажирами лодки случились перемены.

Аламанда привыкла наконец к сырой рыбе, а на второй день даже рыбачила вместе с Кливоном. На третий день оба прыгнули в воду и плескались рядом с лодкой, визжа и хохоча. Потом сняли одежду, оставили сушиться на крыше и разошлись по разным концам лодки. Поверьте, Товарищ Кливон так и не взял девушку, зато по ночам укрывал ее своим телом от холодного ветра, и они мирно спали рядом. Понемногу привыкли они к этой диковинной жизни, даже во вкус вошли, но на четырнадцатый день Кливон повернул обратно.

– Зачем нам возвращаться? – расстроилась Аламанда. – Давай останемся, нам и тут хорошо.

– Не навсегда же я тебя похитил!

Товарищ Кливон сидел на веслах подле девушки, они молчали. Обоих не покидала одна и та же мысль, но никто не высказал ее вслух по пути домой. И наконец, когда причалили, Товарищ Кливон, к удивлению Аламанды, тихо сказал:

– Вот что, мисс, вы мне небезразличны, но если я вам не нужен, ничего страшного.

“Боже, не человек, а сюрприз ходячий! Невозможно предсказать, что он сделает, даже по Книге судеб”, – подумала Аламанда. И промолчала, хотя из самого сердца рвались слова: “И я тебя тоже люблю”.

Домой на велосипеде ехали тоже молча. И каждый по-своему истолковал молчание другого: Аламанда – как разочарование, а Кливон – как девичью стыдливость, страх ответить “да”. Аламанда встревожилась, хотела его утешить, сказать, что любит, и уже у порога заговорила. Но едва она раскрыла рот, Кливон ее остановил:

– Я вас не тороплю, мисс. Сперва подумайте!

Потянулась счастливая неделя. Они работали бок о бок на грибной ферме и ничего больше не обсуждали, просто говорили о том, что доставляло радость обоим. Куда бы ни шел Кливон, Аламанда за ним, и наоборот; и наконец все, кто их видел, стали считать их парой.

Новость эту обсуждали не только на грибной ферме – судачили о них и крестьяне на рисовых полях, и сборщики кукурузы, а потом слух покатился и за пределы города. Не успели они объясниться, а людская молва уже все за них решила, – и недовольная Аламанда сказала наконец Товарищу Кливону:

– Разве ты не знаешь, что я тебя люблю?

А Кливон тут же ответил без тени сомнения:

– Да, все об этом знают.

И этого хватило, чтобы положить конец дурной репутации обоих: Товарища Кливона больше не считали соблазнителем, а Аламанду – вертихвосткой.

Они встречались уже год, когда компартия выделила Товарищу Кливону стипендию, чтобы он мог доучиться в университете, – это означало скорый отъезд в Джакарту. Не в силах и думать о разлуке, Аламанда умоляла:

– Возьми меня сейчас, ведь ты скоро уедешь.

– Нет.

– Почему? Со всей Халимундой переспал, а с любимой девушкой – нет?

– Ты другое дело.

Товарищ Кливон был непоколебим – твердо решил не трогать девушку и пальцем. “До свадьбы – ни-ни”, – сказал он, будто сам хранил целомудрие. Всю неделю перед отъездом они не разлучались, были вместе с утра до позднего вечера. Настал день прощания. Аламанда провожала Кливона на вокзале. Когда прозвучал свисток и поезд готов был тронуться, не удержалась Аламанда и поцеловала Кливона. До этого их губы никогда не встречались, но сейчас Аламанда и Кливон сплелись в жарком объятии под миндальным деревом и целовались. Правду говорили люди, меж губ у них пробегали искры. Это были прощальные поцелуи, и прощание было мукой.

Поезд уже тронулся, а они едва разжали объятия. Все, кто был на вокзале, наблюдали за ними, застыв как статуи.