
Онлайн книга «Говорит Альберт Эйнштейн»
![]() «ТИНЕФ» Изабелла подается вперед, чтобы помочь. Центр тяжести ботика резко смещается. «Тинеф» подскакивает и дает сильный крен. Альберт гнется набок, придавая ботику более крутой наклон. Когда, потеряв равновесие, он выпускает руку Мими, его тело скатывается к борту и через мгновение исчезает в волнах. — О господи! — вопит Мими. Она отплывает на безопасное расстояние, чтобы дно парусника не задело Альберта, затем делает быстрый поворот через фордевинд и, потравливая парус, двигается к ветру. Прямиком к тому месту, где в панике барахтается Альберт. Мими тормозит ход судна против ветра, выталкивая гик на подветренную сторону, чтобы снизить скорость. Подойдя к Альберту, лодка почти полностью остановилась. Мими навалилась на один борт, пока Изабелла на другом пытается ухватить Эйнштейна за куртку. Вцепившись в него со всей силой, она втаскивает его обратно в лодку. — Поворачиваем к дому! — выкрикивает Мими против ветра. Изабелла гладит промокшего насквозь Альберта по голове, как маленького, и вдруг он говорит: — «Ах, зачем я так ревела! — подумала Алиса, плавая кругами и пытаясь понять, в какой стороне берег. — Вот глупо будет, если я утону в собственных слезах! И поделом мне! Конечно, это было бы очень странно! Впрочем, сегодня все странно!» Нет такой двери, которая не откроется перед Альбертом. Так полагает фрау Дюкас, и кабинет Брэдли Бофорта не исключение. Район Фогги-Ботом в Вашингтоне встретил ее влажным удушливым воздухом — Фаренгейт показывал 85 градусов. Из кабинета Бофорта в одном из зданий ЦРУ открывается вид на государственный департамент США на Е-стрит, 2430. Ясно видны логотип и печать ЦРУ. В своем кабинете Бофорт встречает фрау Дюкас, демонстрируя свои великосветские манеры. — Я очень ценю, что вы смогли выделить для меня время, — говорит фрау Дюкас. После обмена любезностями он просит фрау Дюкас перейти к делу, и тогда она рассказывает ему о своем разговоре с агентами ФБР. Секретарь ведет стенограмму. Бофорт перебирает папки на своем столе. — Понимаете, фрау Дюкас, ЦРУ и ФБР — две разные структуры. — Да, я знаю, — отвечает она. — Досье на доктора Эйнштейна впечатляет, — говорит Бофорт. — Ученый. Философ. Активист. Непримиримый противник шовинизма и расизма. — Да-да, — говорит фрау Дюкас. — Он выступал в защиту «Скоттсборо бойз», пострадавших от расизма в Алабаме, а после того линчевания в сорок шестом году он поддержал Пола Робсона в «Американском крестовом походе против линчевания». Бофорт открывает другую папку. — Здесь говорится, что он симпатизирует коммунистам. — Если он и позволяет себе высказывания в защиту Коммунистической партии, это не значит, что он оправдывает сталинизм. Он всего лишь выступал за свободу слова. Только не говорите, что это преступление. — Допустим, нет. — Поймите, он никогда не одобрял курс, заданный русской революцией. Бофорт смотрит на нее в упор: — Но он считает себя социалистом. Послушайте, что он написал для «Мансли ревью»: «Действительным источником этого зла, по моему мнению, является экономическая анархия капиталистического общества… Для простоты изложения я буду называть „рабочими“ всех тех, кто не владеет средствами производства. Поскольку трудовой договор является „свободным“, то, что рабочий получает, определяется не действительной стоимостью произведенной им продукции, а его минимальными нуждами и соотношением между потребностью капиталиста в рабочей силе и числом рабочих, конкурирующих друг с другом за рабочие места». Все это время фрау Дюкас сдерживается, чтобы не разнести его кабинет. — Я понимаю, — выдавливает она. — Слушайте дальше, — настаивает Бофорт. — «Более того, при существующих условиях частные капиталисты неизбежно контролируют, прямо или косвенно, основные источники информации (прессу, радио, образование). Таким образом, для отдельного гражданина чрезвычайно трудно, а в большинстве случаев практически невозможно прийти к объективным выводам и разумно использовать свои политические права. Производство осуществляется в целях прибыли, а не потребления». — К чему все это? — Он пишет… «В такой экономике средства производства принадлежат всему обществу и используются по плану. Плановая экономика, которая регулирует производство в соответствии с потребностями общества, распределяла бы необходимый труд между всеми его членами, способными трудиться, и гарантировала бы право на жизнь каждому мужчине, женщине и ребенку». — Вы закончили? — спрашивает фрау Дюкас. — Пожалуй, да, — говорит Бофорт. — Но я всего лишь повторяю слова доктора Эйнштейна. — Мне ли не знать, — говорит фрау Дюкас. — Я сама печатала эту статью. — По крайней мере, мы должны составить объективную картину визита агентов ФБР. — Вам виднее. — Вы даже не представляете насколько. Фрау Дюкас собирается уйти. — Постойте, фрау Дюкас, — продолжает Бофорт. Он показывает ей папку с ярлыком: «Федеральное бюро расследований. Секция законов о свободе информации и конфиденциальности. Тема: Альберт Эйнштейн. Номер: 61-7099». Бофорт протягивает ее своему секретарю. — Проводите фрау Дюкас, — говорит он. — После чего можете бросить эту папку в печь. — Вы хотите уничтожить это, сэр? — недоумевает секретарь. — Печь для этого и предназначена, — объясняет ей Бофорт. Он улыбается фрау Дюкас: — У директора ФБР все равно останется копия. Пускай. До тех пор пока правительство Соединенных Штатов небезразлично к этому вопросу, никакого дальнейшего расследования против доктора Эйнштейна не будет. — Вы меня не разыгрываете? — шепчет фрау Дюкас. — Утром я успел переговорить с президентом. Между нами нет разногласий. Поверьте, Дуайт Эйзенхауэр — человек слова. Что ж, фрау Дюкас, — говорит Бофорт, — обязательно передайте привет Мими и Изабелле. — С радостью. — Они очень талантливые, да вообще просто замечательные. — Это правда, — соглашается фрау Дюкас. — Они на одной волне с доктором Эйнштейном. Я подозреваю, что они, быть может, влюблены в него, самую малость. Впрочем, не только они. Ведь доктор Эйнштейн никогда не был равнодушен к слабому полу. — Наслышан. А слабый пол — к доктору Эйнштейну. Так или иначе, свободный мир в неоплатном долгу перед ним. Он один из величайших людей, что когда-либо жили. |