Книга Сквозь аметистовые очки, страница 61 – Ирина Грин

– Я хочу поблагодарить всех своих помощников…

– Ну, наконец-то, – обрадовался Федор и приготовился услышать свое имя.

Но Ларин с темы помощников как-то быстро соскочил.

– Скоро увидит свет моя книга, посвященная семье Лазаревых и трудным поискам, благодаря которым ветви этой семьи соединились сегодня на наших глазах.

– Мы прервемся на небольшую рекламную паузу, – снова взял слово ведущий, – не переключайтесь, оставайтесь с нами.

– Это же должна была быть моя книга, – прошептала Ася.

Сказано это было очень тихо – просто мысль, нечаянно сорвавшаяся с языка. Но Тимур не был бы Тимуром, если бы пропустил ее мимо.

– Знаешь, Ася! Расказачивание и тиф – не твои темы, – мягко сказал он. – Я считаю, ты должна написать про нашу фирму. Про поиски Альбины Ереминой, про Снегирева и его картины.

– А можно? – Асины глаза красноречиво свидетельствовали о том, как ей по душе эта тема.

– Конечно! – вмешалась в разговор Кристина. – Почему нельзя? Фамилии можно изменить, написать на первой странице, что все совпадения – это совпадения. И – вперед!

– Ларина фамилию не меняй! – потребовал Лебедев. – Пусть знают, какой он!

– А свадьба будет? – спросил Тимур.

– Да, меня тоже это интересует, – поддержала Тимура Кристина.

Ивану, похоже, тоже небезразлична была эта тема. Но он промолчал, поскольку Ася предпочла сменить тему.

– А как назвать книгу? – задумчиво спросила она.

– «Кайрос» начинает и выигрывает, – засмеялся Иван.

– Слава «Кайросу»! – подхватила Кристина.

А Лебедев вспомнил, как месяц тому назад они с Кристиной ездили навестить Снегирева. Умут-бей пригласил Павла Павловича пожить в своем особняке на берегу Босфора в азиатской части Стамбула. Полина Исаева с помощью Тимура оформила на художника дарственную на московскую недвижимость. После операции слух Снегирева восстановился, а при ходьбе он обходился легкой тростью и мог считаться завидным женихом. Но он свой выбор сделал уже давно.

Теплый ветерок играл с легким светло-серым шарфом женщины, сидевшей в пляжном кресле-кабинке из ротанга. Высокая спинка спасала ее от солнца, песка и дождя. Сейчас никто не узнал бы в этой даме сельскую учительницу математики Эльзу Львовну, угощавшую когда-то Федора вареньем с яблочными пелюсточками.

Рядом в таком же кресле расположился Павел Павлович с небольшим мольбертом и переносным столиком для красок и кистей. Художник самозабвенно наносил на холст мазки, которые волшебным образом превращались в животных с необыкновенными человеческими глазами.

– Знак истинной любви, – твердо сказал Федор.

– Что это? – поразилась Кристина.

– Мой вариант названия романа.

– Может, тогда знак истинной глупости? – не смог удержаться от «шпильки» Иван.