Книга Запах фиалки, страница 18 – Иван Охлобыстин

Едва они вернули опустевшие стаканы на стол, Елагин расцвел радостной улыбкой и ожесточенно замахал кому-то на другом конце рынка. Журналист поинтересовался, кого так радостно приветствует хоккеист, и увидел шагающего к ним через площадь Абдула.

– Салют, дружище! – Елагин придвинул стул вновь прибывшему.

– Тебе не меньше! – обнял его Абдул и приветственно кивнул Александру. – Рад видеть!

– Да вы знакомы, оказывается! – воскликнул хоккеист.

– Еще бы! – подтвердил сириец.

– Тогда я вас на минуточку одних оставлю, мне в туалет надо, – сообщил капитан, встал из-за стола и двинулся к дверям ресторана.

Александр немного растерялся, но Абдул не стал особо церемониться, взял со стола ложку и принялся кушать плов.

– Простите, – наконец решился подать голос журналист. – Не могу до сих пор понять, кому я должен сказать пароль?

– Какой пароль? – не понял сириец.

– Ну… «О верующие, вступите в это сражение и будьте уверены в победе и поддержке Аллаха», – напомнил Александр.

– А, этот пароль! – засмеялся Абдул. – Никому не говори. Это шутка.

– То есть как шутка? – озадачился Калачев.

– Черный просил туману нагнать. Для романтики. Восток все-таки! Я в интернете нашел. Звучит солидно! – объяснил сириец.

Вскоре вернулся довольный как удав Елагин с дополнительной бутылкой портвейна. А дальше произошло то, что и должно происходить с группой соотечественников в теплых краях. Время обесконечилось, как множественные отражения в купейных зеркалах, и случились необязательные, но невероятно приятные события, в ходе которых все трое оказались сидящими на крыше здания в центре Дамаска и наслаждающимися видами ночи восточного города.

– Вот у нас всё так, – привычно философствовал хоккеист и обратился к Абдулу: – Знаешь, кто у нас любимый святой? Статистически?

– Знаю, – неожиданно проявил осведомленность нетрезвый араб, – Николай Угодник.

– А почему? – поднял указательный палец к звездному небу Елагин. – Потому что он еретику морду набил!

– Да мы, арабы, много знаем про вашу религию, – уважительно кивнул Абдул и спросил у так же изрядно охмелевшего Александра: – Впервые на Ближнем Востоке?

– Впервые, – признался тот.

– Такой красоты нигде в мире нет! – вздохнул араб.

– Не соглашусь, – не согласился хоккеист и процитировал кого-то: – «Всё тлен и акварели перед свежевспаханным полем в средней полосе России».

– Что же там красивого?! – возмутился Абдул. – Я под Ярославлем большую часть жизни прожил. Мне есть с чем сравнивать.

– Просто душа у тебя арабская, а у меня русская! Не видит твоя душа всей палитры. Или видит, но не приемлет, поелику – арабская в сути! Что само собой не подлежит никакому возражению, а даже наоборот! – объяснил хоккеист.

– То есть как? – на всякий случай уточнил араб.

– Никак, – развел руками Елагин и устало признался: – Пацаны, я очень кислый. Пора по домам. Тем более что завтра мне Черный мотоцикл обещал со склада выписать. Двадцать штук позавчера прилетели спецбортом. Пошли спать.

Абдул и Александр облегченно вздохнули и, подхватив его под плечи, поволокли к чердачному окну.

Ровно в девять утра Саша и Джефф, хмурые и потные от жары, уже накрывшей Дамаск, стояли возле входа в холл гостиницы. Время шло, безжалостное солнце поднималось все выше, а обещанный переводчик все не появлялся. Джефф поправил на спине рюкзак с аппаратурой и посмотрел на часы:

– Девять двадцать. Я принял душ полчаса назад, а теперь я снова потный, как подмышка велорикши! Чарли никогда не может без фокусов, ну куда провалился этот его Али-баба?!

– Аладдин, – поправил Калачев, чувствуя, как мозги превращаются в раскаленное желе.

– Я здесь! – раздался бодрый голос.

Через гостиничную парковку к ним весело вышагивал очень худой сирийский мальчик, лет тринадцати на вид, одетый в шорты и рубашку с короткими рукавами, которая болталась на нем как мешок. Джефф вздохнул и закрыл лицо своей огромной веснушчатой ладонью.

– Я привык ко всяким издевательствам, – протянул он, – но это уже слишком! Зачем нам этот ребенок?

– Я не ребенок! – возмущенно возразил Аладдин, задрал рубаху и хлопнул ладонью по рукояти огромного пистолета у себя за поясом.

– И сколько же тебе лет? – Саша инстинктивно наклонился, чтобы быть с парнем одного роста.

– Тринадцать! – Карие глаза с детскими длинными ресницами глядели без страха и даже с вызовом. – И я копт!

– Что это значит? – с издевкой спросил Джефф.

– Вот! – Мальчишка скинул рубаху и продемонстрировал татуировку в виде замысловатого, сплетенного хитрой вязью креста.

– А на спине что? – уточнил крайне заинтересованный такой неожиданной экзотикой ирландец.

– На спине «Рамштайн» – немецкая команда, – уже не так охотно отозвался Аладдин и добавил, натягивая рубаху обратно: – Это уже для себя.

– Впечатляет, – констатировал Саша и спросил: – То есть ты точно знаешь, где находится госпиталь, который нам нужен?

Аладдин закатил глаза и, качая головой, пошел через парковку к пыльному «форду». Он подергал ручку двери и повернулся, вопросительно разводя руками:

– Конечно, я точно знаю, где он находится, иначе зачем меня к вам послали? Может быть, уже откроете машину? Там кондиционер, а здесь жара как в Джаханнаме ^[1]!

Саша и Джефф переглянулись и молча двинулись к автомобилю.

Через двадцать минут езды по пыльным и душным улицам руководимые Аладдином журналисты прибыли наконец к госпиталю. Джефф остановил автомобиль в сотне метров от облупившейся желтой громады и заявил, что дальше не поедет. Перед главным входом гудела толпа в несколько сотен человек, и непрерывно слышались пронзительные гудки автомобилей. Аладдин, не сводя глаз с толпы, согласно покачал головой:

– Да. Лучше через черный ход. Идите за мной!

– Алекс, – Джефф указал на камеру и прочую технику, теснившую Аладдина на заднем сиденье, – я не хочу лишний раз таскаться со всем этим барахлом через толпу. Сходите с нашим восточным принцем на разведку, разузнайте всё, а потом уже вместе выберем план съемки. Ок?

Александр, подумав, неохотно кивнул и поплелся следом за малолетним переводчиком. Они протолкались через потные спины осаждавших госпиталь сирийцев и проникли во двор здания. Аладдин постучал в неприметную деревянную дверь без надписи. Изнутри что-то спросили по-арабски, провожатый ответил, и дверь осторожно открыл бледный араб в синей робе медбрата.

Вскоре они уже шли по длинному узкому коридору, уворачиваясь от каталок, на которых везли окровавленных и седых от цементной пыли военных. После третьего поворота Саша совершенно заблудился, но Аладдин на удивление оказался весьма полезным спутником.