Онлайн книга «Красный Треугольник»
|
Глаб перебили стремительно: не пригодившиеся шилопики торчали в козлах. Две дюжины увальнистых теток посекли так мастерски, что у них не осталось шанса выжить. Кто-то очень ловкий устроил избиение младенцев. Вопрос в том, способен ли на такой подвиг Тимур? Мог ли в припадке гнева устроить весь разгром и забыть начисто? Нет, с облегчением пришел к выводу он, одному такое не под силу, тут требовались маленькая армия или сверхспособности. К тому же глабы погибали под ударом чего-то острого, рассекавшего, как бритва. При всем желании тупым ломом так не наработать. Тимур не сошел с ума настолько, чтоб не помнить, как порешил столько народа. Но почему глас сделал героем побоища его? В голой девчонке открылся серьезный недостаток: вместо сердца торчал вывороченный бутон мяса. На этот раз красотка была мертвой по-настоящему. Мертвее некуда. Внезапно Тимур понял, что его так смущало: резиновые коконы висели неподвижно. Недавно раскачивались и шевелились, будто там что-то творилось. Теперь черная оболочка скрывала неживое. Или убитое. Подтверждение догадки виднелось на ближнем коконе: резиновую ткань пересекал разрез, внизу собралась лужица, пополняемая редкими каплями. Картина разгрома стала полной: живых, даже если прятались в резине, не оставили. Здесь правили бал не безумие или припадок ярости, а безупречный расчет – точный и безошибочный. Но глас был уверен, что это его рук дело. Его, Тимура… В дальнем конце цеха открылась дверка, в нее ввалились два массивных тела. Они шагнули и замерли в нерешительности. Приняв боевую позу, Тимур крикнул: – Кто здесь? – Мы, конечно… – ответил нерешительный голосок. – Сюда идите, чтоб я видел. Толстобокие существа послушно заковыляли по-утиному, заняли пятно уходящего света и потупили желтые глазки. Та, что поменьше, пряталась за широкоплечую. – Помилуй нас, пришлец лютый, – печально проголосила широкоплечая глаба, самая храбрая из двоих. – Что здесь произошло? – Помилуй нас… – Кончай ахинею нести! Дошло?! – Покоряюсь, пришлец лютый… Не знаем, за пришлецами ходили, никакого не нашли, а тут вот такое… Глас слышали… Честь тебе и хвала, пришлец лютый… – Еще одна глупость – и вот… – Тимур грозно потряс ломом, отчего глабы немедленно пали на колени. Пришлось не менее грозно гаркнуть, чтобы они встали. – Почему вы решили, что я ваших… отпустил? – Так ведь глас был. – Но меня здесь не было, я с Матильдом ушел! – Как прикажешь, пришлец лютый… Нам неведомо, за пришлецами ходили. Выжили эти глабы самым прозаическим образом: их не было в цеху. Они ничего не видели и не могли знать, кто тут постарался. Храбрая глаба тяжко вздохнула и попросила: – Дозволь, пришлец лютый, мясцо собрать. – А то пропадет добро, – поддержала другая. – Совсем пропадет, ага. – А Тепла Водица пропала уже. – Так и мозгочки пропадут, сберечь надо… Дозволь? Слушая это ахинею, Тимур честно не хотел понимать, что от него хотят. Упрямо не хотел. – Где Матильд? – опять крикнул он, не совладав с испугом. Глаба приложила ладошку к бровям, осмотрела холмики и ткнула пухлой ладошкой ему под ноги: – Туточки… Шею вождихи располосовал глубокий шрам. А ведь Машкиной резинкой так разделать – одни махом. Неужели она? Вот уж кто точно мог разойтись так, что костей не соберешь. Это в ее характере – рубить с плеча, а потом извиняться за ошибку. За что же она на пышных теток взъелась? Уж не за его пленение – точно. – Дозволь мясцо прибрать? – Чего? – Тимур выплыл из раздумий. – А… да… Толстухи подхватили тушу и поволокли к свободному крюку, закрепили кандалы в ногах подруги и со скрипом подняли цепи. Руки свесились, голова болталась на кромке кожи. Глабы аккуратно сняли фартук, складки жира волнами пали, увлекая за собой чудовищные дыни грудей. Напало странное оцепенение, Тимур просто стоял и смотрел как заторможенный на то, что творилось на самом деле. Та, что помладше, принесла ржавый таз, широкоплечая выбрала из козел шестокол, приноровилась и ловким движением рассекла туше живот. С чмокающим хлюпом вывалился клубок кишок. Тимур зажмурился и выскочил на воздух. Выводок обитальцев, которые подсматривали за происходящим в Цеху, стремительно бросился по укрытиям. Лишь один, самый нерасторопный, споткнулся, растянулся на камнях и, понимая, что деваться некуда, в ужасе забился под стену. Мелко дрожал, пустая оправа очков сбилась с носа. – Дима! Привет! – закричал Тимур и приветственно помахал ломом. Приятель по заточению не был расположен к дружеским объятиям и выглядел прямо-таки невесело: осунувшийся, в следах копоти, на ногах драные ботинки в галошах, закутан в линялый плащ, вместо штанов какие-то обноски торчат. – Дим, ты что придуриваешься? – дружелюбно укорил его Тимур. – Помилуйте меня, пришлец лютый… Непонятно, как ему удалось уцелеть под цепями месреза, но мозги математика явно пострадали. Отшвырнув щит и меч, Тимур присел на корточки и сунул Диме черную ладонь: – Спасибо, что выручил, брат… Дохлик коснулся и сразу отдернул руку: – Не за что… Извините, а вы меня не хотите? – Как мужчину? Не хочу. – И отпускать не будете? – Тебя цепопиком по затылку врезали? – Нет… – А какого ж ты тогда чушь несешь? Зачем мне тебя отпускать? Дима замер, ожидая расправы. – Ладно, математик, давай рассуждать логически. – Тимур, как роденовский мыслитель, подпер кулаком подбородок. – С чего взял, что я кого-то отпустил? – Глас был… – А если глас врет? – Но по вам же все и так видно, извините… – Дохлик имел в виду что-то очень конкретное. После осмотра куртки обнаружилось: везде – от лацканов до карманов красовались следы засохших брызг. Как после ржавого фонтана. Требовалось срочно найти объяснение, чтобы убедить не Диму, а себя. – Так ты про эти пятна? Да ты неправильно понял, старик, это не кровь, – вальяжным спокойствием попытался обмануть своего собеседника Тимур. – Я прекрасно знаю, как засыхает Тепла Водица, – вздохнул Дима. – Нет, конечно, это кровь, но только другая. – Вы кого-то еще отпустили? – Только глаб, но не их… Самих… Ну, то есть… Тьфу, никого я не отпускал! Все больше плутая в честных объяснениях, которые вдруг выворачивались наизнанку, Тимур заметил, что Дима, вжавшись в стену, ничему не верит, кроме собственного страха, и решился на почти правду: |