Книга Мадам будет в красном, страница 23 – Людмила Мартова

– Что-то еще случилось? – спросил Егор, намазывая сгущенку на булку.

Откусил, зажмурился от удовольствия, как кот, дорвавшийся до сметаны. Все-таки совсем мальчишка он еще, этот самый Егор Ермолаев.

– Скажи, Егор, а ты лично знал Бабурского? – Лавров предпочел игнорировать вопрос и задать свой.

– Да, но я его всего пару раз видел. – Парень дожевал бутерброд и тут же принялся намазывать новый. – Он же уже старенький был, в галерею почти не приезжал. Пару раз на открытии выставок был, я его там фотографировал даже. А что?

– Как давно ты работаешь в галерее?

– Я не работаю, а подрабатываю. Год, наверное. Ну да, я в прошлом январе пришел. Получается, ровно год.

– А в психбольнице?

– Со второго курса. Увидел объявление, что нужны санитары, и пошел. Я не могу у мамы на шее сидеть. Ей тяжело бы совсем было, если бы я не работал. Кстати, галерея-то не для заработка, а больше для души. Я ж фотографией увлекаюсь, больше как хобби. Там нечасто фотограф нужен, на этом много не заработаешь

– Скажи, Егор, а доктора Зябликова ты знал?

– Конечно, – парень выглядел удивленным, – мы же в одной больнице работали, хоть и на разных отделениях. Он добрый был, хотя и странноватый немного. Крионикой увлекался. Так про это рассказывал интересно. Для кого другого, может, это и жутко, но я-то в медицинском учусь, мне страшно не было.

– И про его идею с крионированием ты знал?

– Знал. Нам на дежурствах спать нельзя, поэтому я иногда в соседнее отделение хожу в шахматы играть. У меня там друг работает, тоже санитаром. У медсестры дежурной только отпроситься надо, и она, если что, вызовет. Начальство не против, понимают, как тяжело всю ночь не спать. В общем, когда у нас с другом дежурства совпадали, я к нему ходил. В отделение Зябликова как раз, там спокойнее – там буйных нет. Ну, и иногда Игорь Павлович к нам присоединялся. Играли, а он про крионирование рассказывал.

– Так, Егор, давай еще раз. – Лавров подался вперед, как делал всегда, когда происходило что-то важное. – На втором курсе института ты увидел объявление о найме санитаров и устроился работать в клинику. Кто твой заведующий отделением?

– Олимпиада Сергеевна.

– Так, ты работаешь в отделении номер 9, но играть в шахматы во время ночных дежурств периодически ходишь в отделение номер 1, которым заведовал Игорь Зябликов. Тот иногда присоединялся к тебе и твоему другу, и из разговоров с ним ты узнал о желании Зябликова заключить договор на заморозку своего тела, чтобы быть размороженным через сто лет и вылечиться от имеющегося у него заболевания. Все правильно?

– Да, только про свою болезнь он нам не говорил. Я думал, ему просто интересно посмотреть, как тут все через сто лет будет.

Лавров кивнул. Слова студента Егора совпадали со сказанным Олимпиадой Бердниковой. Действительно, о своем заболевании Зябликов предпочитал не распространяться. Пока все сходилось.

– Так, около года назад ты устроился еще на одну подработку, фотографом в художественную галерею. Как ты туда попал? Тоже по объявлению?

– Нет, мне знакомая подсказала. Сказала, в такую-то галерею ищут фотографа, и велела мне сходить и предложить свои услуги. Даже работы помогла отобрать для портфолио, отобрала мои самые выигрышные снимки.

– Хорошо. Идем дальше. Ты начал работать в галерее. Скажи, ты когда-нибудь рассказывал там или где-нибудь еще про крионирование?

Ермолаев на мгновение задумался. Было видно, что он действительно вспоминает, а не пытается придумать, как половчее соврать. Неожиданно лицо его просветлело.

– Ну да, – уверенно сказал он. – Это было вскоре после того, как я начал там работать. Был вернисаж, целый день толпы народа, устали в тот день ужасно и вечером решили отметить событие. Меня отправили торт купить и фрукты, ну и вина, конечно. Мы собрались в кабинете Ольги Аполлинарьевны. Так душевно все было, и так разговаривать интересно. Вот в том разговоре я и рассказал.

– А с чего это вдруг речь зашла о глубокой заморозке человеческих тел? – Зубов теперь тоже слушал очень внимательно. Рассказ этого парня был необычайно важен.

– Так это… Это само собой получилось, в тему. Я тогда в первый раз видел Михаила Валентиновича. Он приезжал на открытие и сидел с нами. Правда, быстро устал, и Ольга Аполлинарьевна его потом домой отвезла. Они раньше всех ушли.

– Ты понятнее можешь рассказывать? – рассердился Зубов, у которого от нетерпения уже ныли все зубы. – Что ты тянешь кота за хвост?

– Да ничего я не тяну. Михаил Валентинович устал, они начали спорить о том, пора ли домой. Он выглядел очень огорченным. Ему претила собственная немощь. Ольга Аполлинарьевна уговаривала, и тогда он сказал, что хочет умереть при каких-то приятных обстоятельствах – на открытии выставки или за дружеским столом в приятной компании, хоть какое-то, да приключение. А жена, мол, делает все для того, чтобы он тихо помер в своей постели, а ему этого как раз больше всего и не хочется.

– Та-а-ак, уже горячее.

– Ольга Аполлинарьевна рассердилась на него, назвала старым дураком. Мол, болтает невесть что, и люди не могут сами распоряжаться тем, как им лучше умереть. Мне не понравился этот скандал, и я, чтобы перевести разговор, рассказал про врача со своей работы, который точно знает, как он хотел бы умереть. И рассказал про Игоря Павловича и крионирование.

– Очень хорошо, просто замечательно, – воскликнул Зубов и потер руки. Нет, не зря он именно сегодня решил поговорить с этим парнем, да еще Лаврова из дома выдернул. – А дальше что было?

– Дальше Ольга Аполлинарьевна задумалась и сказала, что лично она предпочла бы умереть во сне, и в этом они с мужем точно не сходятся, и все-таки заставила его одеться и пойти домой. А мы остались, еще примерно с час посидели.

– Мы – это кто?

– Ну, все мы. – Егор почесал лохматую голову и начал перечислять, загибая пальцы: – Я, Анна, Елена, Клавдия Васильевна, журналистка из газеты «Курьер», Анастасия Романова, кажется, ее звали. Она культурный обозреватель, поэтому часто к нам на мероприятия ходит, и все. А, да, в тот день еще Ева была.

– Ева?

Лавров покосился на Зубова, не понимая, отчего его так взволновало это имя. Он смутно вспомнил, как Алексей спрашивал про какую-то Еву и у Олимпиады Бердниковой.

– Ну да, Ева. Это сестра Анны. Они, если честно, не сильно дружат, но Ева Анну любит очень, поэтому периодически пытается навести мосты дружбы. Вот и в тот день пришла. Анна скуксилась, конечно, но прогонять не стала. Ева – она хорошая.

– А ты ее откуда знаешь?

– Так в больнице познакомились. – Парень снова почесал пузо через майку. – Она обследование проходила. Ее Олимпиада Сергеевна заставила. Лежала у нас неделю, а потом сбежала. Сердилась. Ей надоело, что ее с раннего детства за психичку держат. Это как раз год назад было. В общем, мы не то чтобы подружились, но немного общались. Ей было интересно, как я живу, фотографии она мои смотрела. Она сама рисует, поэтому композицию сразу оценивала, с лету. Это она меня сосватала в галерею фотографом. Только велела Анне не говорить, а то с Евиной рекомендацией меня бы не взяли. Такие у них «терки» были.