Онлайн книга «Обитатели потешного кладбища»
|
– Кто это, Серж? – Четвергов. – Да неужели тот самый? Я снова глянул на труп. Я никогда не встречал Четвергова, но лицо его мне казалось знакомым. Мне подумалось, что совсем недавно я видел его. – Я, кажется, видел его, – сказал я и тут же припомнил, что он прогуливался с зонтом по моей улице, я неоднократно видел, как он медленно идет с зонтом, на нем была широкополая шляпа, воротник был поднят, шарф вокруг шеи по самый подбородок. – Эти усы… Их я не помню… Они как приклеенные… – Я подергал усы, но они не отдирались, Серж меня попросил не делать этого, но я дергал, Крушевского вырвало, Серж его увел внутрь, я закрыл сарайчик и пошел следом за ними. – Мне надо выпить, – Серж дал мне флягу. – Кажется, я видел его возле моего дома… – Он шпионил за мной, – сказал Крушевский. – Так, ну, все, – скомандовал я, – зови Николая, Серж. – Как? – Камушек в окошко кинь, что ли. Только аккуратно. Так, чтоб никого больше не разбудить. – Серж проворчал: «попасть бы в такое окошко», я не выдержал: – Уж попади, прошу тебя! Александр, вы сидите у себя как ни в чем не бывало, наведите порядок тут. Что у вас все разбросано? Чай заварите, помойте посуду, займитесь делами. Остальное мы сами сделаем. – А что вы сделаете? – спросил он испуганно. – Что вы собираетесь делать? – Как это что? Хоронить, конечно. – А можно мне к вам потом переехать? Я сказал, что, конечно, можно, уговор в силе, и посоветовал собрать вещи. Пришлось поговорить с сонным Николаем, он долго ничего не понимал, пока я не показал ему тело. Откинул пальто. – Узнаете его? Николай молчал. Он стоял надо мной и смотрел на мертвого, не моргая. Я смотрел на него снизу, он казался разозленным. Он что-то знал, но не хотел говорить. – Ну? Узнаете? – Да, – наконец он вздохнул и тут же выпалил: – Черт, откуда он тут взялся? Я шикнул на него, потребовал, чтоб он говорил тише. Он присел рядом со мной на корточки. – Отец крепко спит, две ночи не спал, с маман в больнице сидел все время, плакал, теперь уснул, Катюши нет дома, Лидка пьяная, тоже спит… Откуда он, мать его, взялся?.. – Четвергов? – спросил я так же строго. – Угу, – промычал он, потупив глаза. – Жил у нас почти всю оккупацию. Потом уехал. Откуда теперь он взялся? Я сказал, что он ночью напал на Крушевского, упал с лестницы и сломал себе шею. – Говорят, беда не ходит одна… – Ладно. – Я накрыл лицо мертвого, поднялся, Коля тоже. – Надо спрятать его, – говорил я, направляясь в башню, – и как можно скорей… – Я старался давить на парня, не давать ему спуску, – надо действовать, пока не рассвело… Нам фургонет его нужен, даст фургонет и пусть идет спит дальше, если сможет. – Торопиться надо, Николай, понимаете? – Да, Альфред Маркович, да… Мы вошли. Крушевский сидел на кушетке и смотрел на свои руки, мне это не понравилось, я попросил его сделать мне папиросу, и Николаю… спросил парня, будет ли он курить… – Что?.. Да, если позволите… Ну и дела… ну и дела… – повторял он, озираясь, – а что у вас такой бедлам, простите? – Похоже, этот Четвергов тут шарил, что-то искал, – сказал я, взял флягу у Сержа, – выпейте! Он выпил, поморщился и сказал: – Покойника надо поскорей увозить отсюда. – Да, конечно, Николай, – подхватил я, – мы этим и занимаемся. Нельзя, чтобы у вас его нашли! Поможете нам? Он подогнал удобно фургон; мы с Сержем кое-как взялись, и ботинок с ноги соскользнул, пальто упало, Серж стоит, ботинок держит… – Серж, не стой! Хватай! Понесли! Затолкали втроем в фургонет. Николай накинул брезент поверх тела, прижал лопатами сверху, за руль и – поехали. – Четвергова к нам привел Каблуков. Они с отцом долго беседовали. Убедили его… Отец сказал, что, если мы проболтаемся, того убьют, а заодно и всем нам будет несдобровать. Я знал, в чем Четвергов был виноват, и мне это было отвратительно, я был не согласен с отцом и помогать мерзавцу не хотел, но спорить тогда не решился, никогда не шел наперекор, до недавнего времени я соглашался со всем, что бы он ни сказал. – Наверное, вам очень непросто… – Очень даже просто. Вы и представить себе не можете, Альфред Маркович, как мне просто теперь. – Я хочу, чтоб вы знали, Николай, – сказал Серж с заднего сиденья, – это был несчастный случай. – Мне можно это не объяснять. Даже если тут и что-то другое… – Ничего другого, уверяю, мой друг, – настаивал Серж. – Но это случилось бы, рано или поздно, случилось бы… Удивляюсь, что он так долго продержался… – А так долго продержался потому, Серж Иваныч, что мы его прятали. Теперь получил заслуженное наказание, – последние два слова Николай произнес и громче, и тверже, дернул рукоятку скоростей и прибавил газу, выехали из Аньера, стало светлей, легче. – Николай, то, что мы сейчас делаем… – Я не в первый раз везу труп, Альфред Маркович, и это совсем не страшно. Покойника везти не так страшно, как… Тогда было страшно, правда, Серж Иваныч? – А? – Я про тот случай говорю, Сергей Иваныч, когда господин Тредубов исчез из машины. Помните, как это было? – Да, это было… Не знаю, как сказать… – Мне никогда так страшно не было, Альфред Маркович, никогда… – Некоторое время он молчал, и было слышно, как сзади вздыхает Серж. – Мне это все надоело. – Что именно? – спросил я. – Да всё! Творить нечеловеческие вещи надоело! Прятать людей, бояться, что тебя поймают. Второй год как война кончилась, а это все, кажется, никогда не прекратится. На каждом шагу засады. Во что-нибудь да вляпаешься. Одни за, другие против. Надо знать кому что сказать или не сказать. Это ж какое мучение! Я хочу уехать поскорее и все забыть. Уеду и все забуду, к чертовой матери! И отца, и сестер, мать, всех. Я не дам им поехать в СССР. Катя не хочет. Мать больна, очень больна, она не выдержит. Она уже не встает! Вот как! Для меня это было полной неожиданностью. – Так вы… не собираетесь их перевезти в Россию? – Нет, ни в коем случае. Пусть остаются. Я один еду и с концами! В его решительности и горячности я расслышал интонации старика Арсения, только Николай немного другое имел в виду, хотя говорил с отцовым раздражением, и так же рельефно: «с концами», «уехать и забыть»… Я помолчал, выждал и сделал слабую попытку его переубедить: сначала поспрашивал, что говорят врачи о состоянии его матери, кто лечит, где она лежит; он отвечал, отвечал, я вздыхал… |