Онлайн книга «Тайны Нельской башни»
|
– Я видела то, что хотела видеть, – промолвила Жийона, пытаясь уловить мысль Маленгра. – Да, моя дорогая Жийона. И ты говорила, что проследила за… – …малышкой Миртиль? Понятно. Теперь я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь узнать, где находится эта прекрасная колдунья. – Да, – проговорил Маленгр сквозь зубы. – Понятно. Так вот: этого я тебе не скажу. Я с удовольствием поделюсь с тобой Буриданом, но вот Миртиль оставлю для себя… для себя одной. Где она, Маленгр, я тебе не скажу. Симон Маленгр криво ухмыльнулся, встал, закрыл дверь на два оборота и положил ключ в карман. – Что ты делаешь? – спросила Жийона, ничуть не смутившись. В то же время она схватила кинжал, продемонстрировав Маленгру его острое лезвие. Пожав плечами, Симон Маленгр присел напротив Жийоны и сказал: – Что я делаю? Исполняю приказ, который дал мне мой господин и повелитель граф де Валуа – взять тебя под стражу и караулить до вечера, только и всего. Жийона ощутила смутную тревогу, но, тщательно скрывая эту тревогу под улыбкой, если сию гримасу можно было назвать улыбкой, промолвила: – Наш господин граф – глупец, каких поискать. Я абсолютно уверена, что он не только не желает мне зла или смерти, но и сдержит свое обещание сделать меня богатой. Я оказала ему большую услугу, и он знает, что таковых от меня можно ждать и в дальнейшем. Он знает, что я могу рассказать первому министру о том, что произошло в Ла-Куртий-о-Роз! Я могу предстать перед официалом [43] или, если я пленница здесь, как-нибудь иначе донести до него правду, и тогда все узнают, что это я сообщила Карлу де Валуа, что Миртиль – дочь Мариньи, что за золото Валуа я согласилась изготовить фигурку, вроде тех, с помощью которых наводят порчу колдуньи; что Миртиль – никакая не колдунья. Ступай же, Симон Маленгр, скажи своему хозяину, что если из нас двоих кто и должен дрожать перед другим, то явно не я… – Жийона, – ухмыльнулся Маленгр, – а где ты прячешь свою кубышку? Жийона пожала плечами и вернулась к вышиванию, но рука ее дрожала. – Последний раз спрашиваю: ты скажешь мне, где сейчас находится Миртиль? – Нет. – Скажешь, где прячешь то золото и серебро, что ты вытягиваешь из нашего хозяина? Раз уж мы собираемся пожениться, разве не должен я знать твое финансовое состояние? – Я ничего тебе не скажу, – произнесла Жийона с присущей всем скупцам решительной непреклонностью. – Хорошо. Ночевать будешь уже в Тампле. Жийона, пусть смелости ей было и не занимать, поежилась от страха. Тампль уже тогда имел столь же зловещую репутацию, что и Шатле. Подземная камера, «каменный мешок», пытки – вот что значил Тампль. К тому же, существовала немалая вероятность очутиться в компании призраков тамплиеров, которые, по слухам, каждую ночь организовывали в своей прошлой резиденции замогильные шабаши. Если когда-то Тампль был крепостью монахов-солдат, то теперь там обитали фантомы. Начертив в воздухе крест, Жийона прошептала некое заклинание, словно для того, чтобы заранее изгнать злых духов. Но сдаваться она не собиралась, и уж тем более – отдавать деньги! – И почему же благородный граф де Валуа прикажет поместить меня в Тампль? – спросила она. – Все очень просто, милая Жийона, дорогая моя невеста. Это я подал ему эту прекрасную идею. Сейчас ты поймешь. Колдуньи Миртиль в Тампле больше нет. Где она? Это известно лишь дьяволу… и тебе. Дела же обстоят так, что наш сир король вбил себе в голову, что ему обязательно нужно увидеть эту колдунью собственными глазами. Не понимаешь? – Нет, – пролепетала Жийона, перед которой уже явственно встала правда. Маленгр улыбнулся. – И тем не менее, повторюсь, все очень просто. Король никогда не видел колдунью Миртиль. Любая закованная в цепи женщина, которую ему покажут в Тампле, вполне за нее сойдет. Нам оставалось лишь найти ту, которая по доброй воле согласилась бы подвергнуться пыткам… – Пощадите!.. – простонала Жийона. – А ведь ей вырвут язык, опалят подошвы ног, сожмут калеными щипцами грудь… – Смилуйтесь! – взвыла Жийона. – И наконец привяжут к совершенно новому столбу над фашинами, где разожгут костер. Я искал, Жийона, и нашел весьма достойную кандидатуру на эту роль – тебя… Жийона упала на колени и в умоляющем жесте протянула к Симону Маленгру руки. – Где Миртиль? – холодно спросил Маленгр. – Я скажу тебе! – прохрипела Жийона. – Та-та-та!.. Я сделаю, я скажу… Сию же минуту или – Тампль, пытка, костер! – Ступай на кладбище Невинных; спроси у первого встречного, где находится так называемый «дом с привидениями» – она там! – Хорошо!.. А теперь – кубышка! – Кубышка? – вздрогнув, прошептала Жийона. – Твое сокровище, клянусь кишками твоего хозяина, сатаны! Хе! Пресвятая Дева! Я его не проем! И половина тебе вернется… позднее, когда поженимся. – Симон, мой дорогой Симон, оставь мне хотя бы половину сейчас же! Симон, ты меня убиваешь! Ты только подумай, Симон, с каким трудом мне достались эти деньги! Ты же не хочешь моей смерти, скажи, мой милый Симон? А ведь я умру! Умру, если потеряю эти жалкие экю! – Я хочу всё! – прокричал Маленгр в радости своего триумфа. – Что я слышу? Ты говоришь: всё! Какое ужасное слово! Скажи хотя бы: половину! – Всё! – твердо повторил Маленгр. Жийона поднялась, издавая такие стоны, словно ее лишали жизни, и, то впиваясь ногтями в лицо, то вырывая клоки волос, направилась – а следом за ней и Маленгр – в соседнюю комнату, где открыла шкаф, дверца которого была скрыта висевшим на стене гобеленом. Сам шкаф выглядел пустым, но Жийона, еще раз попытавшись смягчить непоколебимого Маленгра, вытащила внутреннюю планку, и тогда появилась деревянная шкатулка. Маленгр поспешил ее открыть. В шкатулке оказалось около сотни экю – как серебром, так и золотом. – Гм! – пробормотал Маленгр. – А ведь эта уродина немного приврала: не такая уж она и богатая! Впрочем, что есть – то есть. Послушай, – продолжал он, – я схожу, удостоверюсь, что Миртиль действительно находится в указанном тобой месте, и тотчас же вернусь, вот только я тебя запру и унесу этот ларчик, чтобы он тебя не смущал, так как… Тут только Маленгр заметил, что Жийона потеряла сознание и лежит на полу, так что он прервал свою речь в тот момент, когда в ней уже начала появляться излишняя патетика, и удалился, унося шкатулку с гримасой, в которой было как ликование от присвоения чужого добра, так и разочарование от того, что добра этого оказалось меньше, чем он надеялся. |