Книга Хищник цвета ночи, страница 74 – Татьяна Серганова

— Недели? — деловито уточнила доктор, делая пометки в блокноте.

— Дня, — еще тише ответила ей.

Писать она перестала.

— Что?

— Мой жених хищник, вот он и сказал о беременности.

Женщина задумчиво кивнула.

— Понятно. В любом случае я вам сказать пока ничего не могу. Срок слишком маленький, эмбрион еще даже не прикрепился к матке, если вообще прикрепится. Анализ крови на уровень ХГЧ мы с вами сможем сделать лишь через пару дней. И то он будет не совсем достоверным.

— Понимаю.

…И вот сегодня я все узнаю.

— Виктория? — Дверь за моей спиной открылась, и на пороге появилась психолог. — Как ваше самочувствие?

Я медленно повернулась, опираясь бедрами и руками о подоконник.

— Хорошо, спасибо.

— С вами хочет поговорить следователь из полиции. Свое разрешение, как ваша наблюдающая, я дала, но ваша мать возражает, считает, что вы еще слишком слабы и не пришли в себя до конца. В любом случае решение за вами.

— Я хочу с ним поговорить, — уверенно ответила ей.

— Хорошо. Я провожу его, — кивнула женщина и уже собиралась уходить, но неожиданно остановилась и произнесла, обернувшись: — Виктория! Там ваши анализы готовы… Мне очень жаль. Если вы хотите поговорить или отменить встречу…

— Нет, — с трудом выдавила я, отлично понимая, о чем она не стала говорить вслух. — Не хочу… Мне просто надо… пару минут.

«Нужна целая жизнь, чтобы смириться с потерей».

— Вам не стоит держать все это в себе. Необходимо выговориться, поделиться болью.

Если бы все было так просто. Рассказать и успокоиться.

— И что это изменит? Это вернет мне ребенка? Уничтожит воспоминания, которые не дают спать по ночам? Или возвратит Ника? Что мне даст этот разговор? — спрашивала у нее, не замечая, как из глаз медленно, одна за другой, стекают крупные слезинки.

— Вы можете накричать на меня, поделиться болью.

— Не могу. Это бессмысленно. Ничего не изменится.

— Вы сильная женщина, Виктория, — вздохнула психолог. — Даже слишком сильная. Но показать слабость не позорно. Всем нам нужна поддержка в тяжелые времена.

— Вы меня не знаете, — отчеканила я, стирая слезы, шмыгнула носом и еще сильнее задрала подбородок. — Вы же шли за полицейским? Я готова с ним разговаривать.

— Хорошо.

Стоило двери закрыться, как я неровным шагом дошла до кровати и, сев, спрятала лицо в ладонях.

Я потеряла все. Без преувеличения. Морозов отнял у меня все, что можно было: любимого мужчину, ребенка, душевное равновесие. Сломал, растоптал, уничтожил и оставил пустую оболочку. Психолог сказала, что надо поделиться, выплеснуть боль. А не было боли. Не было ничего. Меня не было.

Снова скрипнула дверь, но я даже не дернулась.

Раздались осторожные шаги, кровать прогнулась под чьим-то весом, мама меня аккуратно обняла и прижала к себе.

— Тебе уже сказали, — едва слышно произнесла она.

— Да, — не убирая рук от лица, глухо ответила ей.

— Это ведь еще не точно. Через неделю можно будет сделать УЗИ, которое точно все расскажет.

— Не хочу. Это не ошибка. Я знала… чувствовала.

— Девочка моя. — Мама погладила меня по волосам и тихо вздохнула. — Ты же понимаешь, что срок был совсем маленьким, это и не срок вовсе… Если бы Н’Ери не сказал, ты бы даже не заметила.

— Мам, не надо.

Но ее уже было не остановить.

— Может, это и к лучшему. Одной воспитывать ребенка сложно, а если он еще и хищник…

— Господи, мам, что ты такое говоришь? — Я выбралась из ее объятий и встала с кровати, отступив в сторону и скрестив руки на груди. — Как можно?

— Прости, но сейчас такая ситуация, если бы ты знала, что у нас в городе творится!

— А я не знаю. Ничего не знаю. Потому что ты от меня все скрываешь, и они скрывают. Поместили в вакуум и радуетесь. Думаешь, мне легче стало? Не стало, и кошмары не прекратились, и ребенка у меня не будет. Еще и Ник в тюрьме. Я же все время об этом думаю.

— Вика…

— Господи, как же все надоело. Знаешь, чего я хочу? Чтобы этого всего не было. У нас ведь с Ником с самого начала все пошло наперекосяк. Его родители, вы, дядя, это чертово наследство, Морозов, беременность. Нам не дали шанса быть самими собой и просто жить. Вы и сейчас не даете.

— А может, и не надо. Ведь не зря судьба вас разводит в разные стороны.

— Не судьба. А вы, — тихо, но твердо, ответила я.

— Дочка, как ты можешь? Я же хочу как лучше.

— Получается не очень, мам, — честно призналась ей. — Я знаю, что Ник вам не нравится, что вы не можете смириться с его звериной натурой. Но я не отступлю. Даже сейчас.

— Мы поговорим об этом позже, — поджав губы, произнесла мама. — Ты уверена, что надо разговаривать с этим полицейским?

— Да.

Следователь оказался высоким мужчиной средних лет с посеребренными у висков волосами и умными серыми глазами в обрамлении сетки мелких морщин. Достав папку и ручку, он внимательно на меня посмотрел.

— Виктория Измайлова, меня зовут Иван Алексеевич Петров. Прежде чем мы начнем разговор, я должен вас предупредить о том, что за дачу ложных показаний… — начал мужчина.

Допрос проходил стандартно. Следователь задавал вопросы, заставлял меня шаг за шагом снова пережить страшные мгновения в спальне, вспомнить дословно каждую фразу Морозова, каждую интонацию и намек.

Мама и психолог сидели в сторонке, готовясь в любой момент прекратить расспросы, чем еще больше нервировали. Мне двадцать семь лет, а ко мне относятся как к шестнадцатилетнему подростку.

— В чем обвиняется Ник Н’Ери? — спросила я, когда рассказ был окончен.

Меня слегка трясло, и я с силой сжимала кулаки, пытаясь вынырнуть из кошмарных воспоминаний, в которые была вынуждена погрузиться.

— Незаконный оборот, срыв метки, убийство.

— Он спас мне жизнь.

— Давайте начистоту, Виктория. Убивать Морозова было не обязательно. Господин Н’Ери уложил его на пол, выбил пистолет, и на этом требовалось остановиться. Горло перегрызать необходимости точно не имелось.

Сдавленно охнула мама, а я лишь сильнее сжала кулаки, почувствовав, как к горлу вновь подкатила тошнота.

— Морозов меня избил, убил моего ребенка, пытался изнасиловать. И вы хотите сказать, что этого мало? — прошипела я.

— Это решать не мне, а суду. Он примет в расчет все обстоятельства и вынесет приговор, — спокойно отозвался Петров, но по его лицу я неожиданно поняла, что шансов почти нет.