Книга Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире, страница 15 – Ханан Аль-Шейх

– Какая жалость, Азиза, что ты умираешь такой молодой. – И она сказала мне: – Ступай к ней скорее, может быть, она еще жива.

Я поспешил домой в великой печали, но там услышал громкие крики, плач и рыдания, и мне сказали, что дочь моего дяди умерла. Мать, рыдая, набросилась на меня:

– Аллах накажет тебя за то, что ты ее сгубил – ведь ты один виноват в смерти Азизы!

Мы устроили похороны и погребли ее, а моя мать не отставала с вопросами:

– Что ты сделал, почему она умерла от горя и страданий?

– Я ничего не сделал, матушка, – отвечал я.

Но мать не переставала меня упрекать:

– Я тебе не верю. Расскажи, что между вами произошло! Ведь перед смертью Азиза открыла глаза и попросила меня передать тебе, что она никогда не будет тебя винить, и молит Аллаха не наказывать тебя, потому что ты всего лишь увел ее из этого мира в мир вечный. А еще она попросила меня передать тебе, чтобы ты сказал той, к которой ходишь каждую ночь: «Верность – добро, а предательство – зло». Она надеялась, что эти слова помогут тебе, и, умирая, сказала, что жалеет тебя, в этой жизни и в последующей.

И мать зарыдала и застонала, и добавила:

– Азиза оставила тебе кое-что, но взяла с меня обещание, что я отдам тебе это, только когда увижу, что ты плачешь и тоскуешь по ней.

Но, хоть я и горевал по дочери моего дяди, но в урочное время снова поспешил в сад, и в сердце моем были лишь страсть и вожделение к моей возлюбленной, а в памяти – лишь ее прекрасное лицо и обольстительное тело. Как только она увидела, что я вошел в сад, то спросила меня о моей двоюродной сестре, и я ответил, что она умерла. Моя возлюбленная отстранилась и сказала:

– Ты погубил ее молодость и убил ее.

Но я уверил мою возлюбленную, что невиновен в смерти двоюродной сестры, и повторил то, что велела сказать Азиза: «Верность – добро, а предательство – зло».

Услышав это, моя возлюбленная заплакала и сказала:

– Да сжалится Всемилостивый Аллах над Азизой, ибо она спасла тебя от меня даже после смерти. Она знала, что я намерена тебе навредить, но теперь – будь уверен – этого не случится.

Ее слова поразили меня.

– Навредить? Но ведь мы любим друг друга!

– Ты так молод, – отвечала она, – и твое сердце невинно, а у нас, женщин, свои хитрости и уловки. Обещай, что не будешь доверять ни одной женщине, ни молодой, ни старой, кроме меня, особенно теперь, когда нет в живых дочери твоего дяди, которая бы защитила тебя.

И она попросила меня отвести ее на могилу Азизы, и приказала резчику вырезать такие слова на ее надгробном камне:

И раздала милостыню бедным и нуждающимся, чтобы они поминали Азизу в своих молитвах.

Прошел год. Моя возлюбленная все так же нетерпеливо ждала меня каждую ночь, а я набрасывался на нее, как коршун на добычу. Мы обнимали друг друга и любили друг друга с великим пылом и редко говорили о несчастной Азизе. Если мы и говорили о ней, моя возлюбленная вздыхала и говорила:

– Ах, если бы я была знакома с ней и узнала о ней побольше! Тогда я была бы осмотрительнее.

Так мы и жили спокойно и счастливо, но в один прекрасный день по дороге в сад меня остановила старуха и попросила прочесть ей письмо от сына, которое наконец-то получила, – впервые с тех пор, как он отправился в путешествие.

Хоть я и был опьянен желанием и страстью, но согласился ей помочь. Я прочел письмо и уверил старуху, что сын ее жив и здоров, а затем пустился дальше, но старуха пошла за мной и спросила, не могу ли я прочесть письмо еще раз для ее дочери, потому что иначе та не поверит, что ее брат жив.

– Просто прочти письмо вслух из переулка, – попросила она, – и моя дочь услышит тебя.

Старуха поспешила к двери и открыла ее, и я увидел, как рука протянулась за письмом, и мелодичный голос спросил:

– Это ты, матушка?

Но стоило мне подойти ближе, старуха толкнула меня в дом и заперла дверь, и я понял, что попал в западню.

Девушка, стоящая передо мной, была красива и обольстительна. Она обратилась ко мне, и теперь голос ее звучал совсем не ласково:

– Скажи, Азиз, что тебе милее – жизнь или смерть?

– Конечно, жизнь, – отвечал я.

– Прекрасно! Тогда возьми меня в жены, – отвечала она.

– Будь я проклят, если женюсь на такой, как ты! – воскликнул я.

– Если ты женишься на мне, то избежишь гнева дочери Альсавахи Альдавахи.

– Но кто такая дочь Альсавахи Альдавахи?

Услышав это, девушка окликнула мать:

– Иди сюда, матушка! Он говорит, что не знает дочери Альсавахи Альдавахи!

Она громко расхохоталась, и мать присоединилась к ней.

– Стало быть, ты не знаешь, кто она такая? – повторила девушка, все еще смеясь. – А ведь это с ней ты был каждую ночь, целый год, четыре месяца и два дня – с той, с которой ты видишься каждую ночь в саду и которая убивает своих любовников одного за другим. Почему она еще не убила тебя? Хотели бы мы это знать!

Сердце мое застучало, когда я это услышал.

– Так ты ее знаешь? – спросил я.

– Знаю так же хорошо, как время знает людские горести, – отвечала девушка. – Чего я не знаю, так это того, как ты уцелел.

И я рассказал девушке и ее матери все о своей возлюбленной и о том, как Азиза помогла мне с ней сойтись. И наконец повторил последние слова Азизы, обращенные к моей возлюбленной: «Верность – добро, а предательство – зло».

– Теперь я понимаю, – сказала девушка. – Ты знаешь, что эти слова спасли тебя от дочери Альсавахи Альдавахи? Послушай, ты человек еще молодой, не сведущий ни в девичьих уловках, ни в женском предательстве. Давай поженимся. Я от тебя ничего не попрошу, только чтобы ты жил со мной как петух.

– Как петух? Но я не знаю, как живет петух!

Девушка расхохоталась, а мать ей вторила; девушка смеялась громче и громче, так что наконец упала на пол и насилу выговорила:

– Что петух делает в жизни, кроме как ест, спит и любится?

Я так смутился, что не знал, куда и смотреть. Но девушка, вовсе не стыдясь, приказала мне:

– Ступай же, подкрепи свои силы, готовься топтать меня, как курочку, посильнее да почаще!

И тут показалась ее мать с четырьмя свидетелями. Я оглянулся на дверь, думая бежать, но девушка сказала:

– Двери заперты так крепко, что и муравей не выберется.

Ее мать подбежала к нам и зажгла четыре свечи, а затем нотариус достал брачный договор. Девушка свидетельствовала за себя, что я выплатил выкуп за нее полностью, в два взноса, уплатила нотариусу и затем всех выпроводила. После этого она вышла и вернулась в одной прозрачной сорочке, бросилась на постель и принялась стонать и изгибаться, мурлыкая: «Теперь я твоя женушка!»