Онлайн книга «Robbie Williams. Откровение»
|
Роб говорит, что на самом деле ему никогда никто прямо не говорил, что он ее раздражает, но он предполагает, что это так и есть. Во-первых, если он честен, он бы был раздражен. «Я думаю, что Тейлор Свифт сильно огорчена такими вещами, потому что я сам оскорбляюсь», — объясняет он. «Когда люди про меня говорят гадости, я реально очень сильно расстраиваюсь. Я вообще много от чего сильно расстраиваюсь». Также он чувствует, что получил на это непрямой намек: «С тех пор как Келвин Харрис начал встречаться с Тейлор Свифт, он мне на мейлы не отвечает». Я спрашиваю, принес бы он извинения, если б где-то встретился с ней. «Зависит от того, что мне вернется, — размышляет он. — Потому что я не позволю, чтобы меня кто-то отчитывал». Но он потому ожидает, что другие затаили злобу, потому что сам злится, и приводит еще один пример. «Есть такой, как бишь его зовут, короче из группы Primal Scream. Вокалист их. Бобби Гиллеспи. Он как-то сказал, что сжег бы меня, но „дерьмо не горит“. В 1999 году. Увижу — побью. Обязательно». «Интересно, какие у тебя шансы против Бобби Гиллеспи», — замечает Ант. «Самому интересно», — говорит Роб. Но, кроме шуток — если б вчера Бобби Гиллеспи появился в студии Loose Women, неужели ты ему отомстил? Он размышляет над тем, что, возможно, я прав. «Ну, сейчас, наверное, нет. Но тогда — очень долгое время — побил бы». * * * «Знает, у меня псевдоним Дженин», — сообщает Айда Анту и Касперу. Дженин — это такая архетипическая настойчивая и все контролирующая жена рок-звезды из фильма «Это Spinal Tap». «Я тебя уже не называю Дженин, — говорит Роб. — На самом деле Айда — сторож моих решений: я ничего не могу сделать, не посоветовавшись с ней». «Но в последнее время меня не очень джениновали, — замечает она. — Я забила». «Нет, это я забил!» — протестует Роб. «Но ты ж не слушаешь, — возражает Айда. — Вон тут взял как-то да и свою фотку голую в твиттер запостил». «Да уж, — соглашается он. — Ага, ага». «Я ему: не пости голую фотку в твиттер, будешь как мудак выглядеть перед народом». Она изображает его невнятную раздраженную реакцию. «Я ему объясняю: ты не на меня злись, я тебе просто совет даю, а вот людей эта картинка взбесит. Выглядеть идиотом будешь. Я лично ненавижу, когда люди такое делают. Но ты закапризничал и запостил все-таки». «Из злости запостил, — соглашается Роб. — И тут же пожалел». «А следующие три дня провел в депрессии, — вспоминает Айда. — Когда люди его хаяли почем зря». Эпизод этот имел место пару лет назад. «Все из-за моей обостренной чувствительности насчет моего веса, что меня называли жирным чуть не каждый день. А тут я сбросил два фунта — и типа поглядите-ка на меня!» «На фото он был совершенно голым, — рассказывает Айда. — Только член прикрыл. Вот и все». «А в твиттере под фото написал: „Может ли головка члена моего разбить интернет?“». «Это после того, как Ким Кардашьян запостила свое „Ким Кардашьян разбивает интернет“», — поясняет Айда. Твит Роба, правда, ничего не разбил. «Твит этот кучу народа оскорбил», — говорит Айда. «Похоже на то», — подтверждает он. Каспер удивляется: а зачем они вообще читают что-то из этих отзывов? «Да нет, в твиттере все нормально более или менее, — слабо возражает Роб. — Это в фейсбуке ад». Но соглашается с тем, что, возможно, «я зависим от чтения того, что обо мне пишут, я такой сразу — ага, ненавижу себя…» «Я — говно, вот тому лишнее подтверждение, — говорит Айда. — Хорошие-то отзывы он вообще словно не замечает. Ищет плохие, чтоб законно себя ненавидеть. Здесь мы с ним идет голова к голове, а я включаю Дженину: Стоп! Потому что иначе дня три он проведет в депрессии, в ненависти к себе…» «Вот да», — подтверждает он. «Он от этого зависим, как наркоман, — продолжает Айда. — Это какой-то современный феномен, мне кажется». «Я ж не говорю, что это не причиняет боли, — говорит Каспер. — Так-то это вообще ужасно». «Поэтому я ничего этого и не читаю, — резюмирует Айда. — Потому что я слишком чувствительная, и я знаю, что в этом плане очень уязвима». «Это ведь тоже нарциссизм своего рода, — возражает Роб. — Не тот нарциссизм, где ты такой: о, а меня тут любят! Такое никак не воздействует на тебя. Я действительно выискиваю тех, кто меня ненавидит». «Ищешь ненавистников, точно, — соглашается Айда. — Обиду ищешь». «Это нарциссизм, — резюмирует он. — Но не в том смысле, в котором люди привыкли думать». «Это — одержимость самим собой, — говорит Айда. — Но не в плане „я так прекрасен“, а в плане „я такое говно“». «Я верю своей собственной прессе, — обобщает он. — Но только той прессе, где меня ненавидят». * * * Утро продолжается. «Вот когда Дженин против Робби, — интересуется Ант. — То кто чаще побеждает, Дженин?» «Дженин обычно оказывается права, — отвечает Айда. — Всегда ли она побеждает? Нет». «Дженин побеждает почти всегда», — встревает Роб. «Ну мне кажется, что нет», — не соглашается Айда. «У меня нет пароля от моего твиттера, — замечает Роб. — Потому что я не могу доверять себе — вдруг какую-нибудь катастрофу мирового масштаба вызову? Я все посты Майклу отсылаю». «Ага, а, кстати, Дженин — это несколько человек, не я одна», — говорит Айда. «Но сегодня, — заявляет он, — я узна́ю свой пароль. Мне как будто 21 год и мне дали ключи». «Про пароль — действительно? — голос у Айды слегка встревоженный. — А почему сейчас?» «Потому что я очень много твитов пишу, и не хочу Майкла по десяти раз на дню отвлекать на это — у него есть дела поважнее». Я спрашиваю, действительно ли он готов. «Ага, — уверенно заявляет он. И добавляет: — А может, и не совсем. Мне кажется, мир к этому не готов». Он объясняет, как ему представляется проблема: «Привычка раскалывать желудь топором». «Не хочу с людьми драться», — утверждает на контрасте Каспер. «Это хорошо, — соглашается Айда. — Я сама из серии — да забудь. А он… — она показывает на Роба, — скорее насчет драться с людьми». «Меня вот трудно из себя вывести», — признается Каспер. «Да и меня тоже, на самом деле», — говорит Роб. «Да ладно?» — удивляется Каспер. У Айды на лице написано: что-то ляпнул преждевременно. «Зая, нет…» «Да, трудно, говорю вам! — настаивает он. — Просто к тому времени, когда меня вывели из себя — уже очень, очень поздно. Это, знаете, опасайтесь человека, сидевшего в клетке». |