Книга Демоны Дома Огня, страница 121 – Александра Груздева

Дон Гильяно зажал большим и указательным пальцем флорин. Подбросил в воздух, глянул, что выпала лилия, и насмешливо приподнял брови:

– И все? Это все богатство бывшего брата Аменти? Ни табакерки с красной тинктурой? Ни склянки со слезами единорога? Даже конверта с мышиным пометом не найдется? Обнищали нынче алхимики.

– Что поделаешь, мировой кризис, – в тон ему ответил Антонио, хотя ему было совсем не до смеха.

– Занятная вещица, – дон Гильяно внимательно разглядывал флорин. – Редкая чеканка. Не чистое золото, конечно. Но сплав необычный. – Он поднял голову, под его взглядом Антонио виновато опустил глаза. – Как долго ты таскаешь в кармане эту дрянь, вместо того чтобы прийти ко мне с повинной?

Врать в кабинете дона Гильяно было бессмысленно:

– Достаточно долго.

– За подобные штуки я казнил твоих братьев. И что я теперь должен сделать с тобой? Никто из Гильяно больше не заступится за тебя. Ты сам не ценишь свою жизнь, Антонио. Где ты взял монету?

– Нашел в Залах Аменти.

– Ты кому-нибудь показывал ее? Давал в руки? Снабжал инструкциями?

– Нет.

– Применял сам?

– Нет.

Дон Гильяно доверял своим ощущениям: на флорине не было следов чужих рук или знаков недавнего использования. Флорин применяли, но когда-то очень давно. И, тем не менее, дон Гильяно не удержался от сарказма:

– Ты ведь любишь провести гадательный ритуал, невзирая на запреты.

Антонио поежился, словно еще чувствовал саднящие рубцы между лопатками. Порку как наказание по-прежнему частенько применяли в Доме Гильяно. За тот «просмотр», проведенный на вилле Ашера, он получил пятьдесят розог. Антонио терпел боль, пока она не унялась, как предписывала традиция, игнорируя любые обезболивающие, о которых мечтал, как наркоман о дозе. Шрамы пропали после десяти лазерных процедур. Молоденькая докторша с благоговейным ужасом вопрошала: «Кто же вас так? Где?» Антонио невозмутимо отвечал: «Сафари на львов. Одна дикая, но чрезвычайно обаятельная кошечка прыгнула мне на спину и никак не хотела выпускать из своих коготков». Подробности вымышленного сафари он рассказал за чашкой кофе, а закончилась история жанровой сценой в постели в стиле «охотник и львица».

Дон Гильяно еще раз подкинул монету. Выпал Иоанн Креститель:

– Усекновение главы, – задумчиво протянул он. – Прошлое, по крайней мере, показывает верно. Зачем же ты держал флорин при себе?

– Не знаю, – честно ответил Антонио.

– И куда девается твоя адвокатская говорливость, когда надо отвечать за проступок?

Антонио развел руками. Оправдываться было бесполезно. Это не смягчит наказание, лишь развлечет дона Гильяно. А выступать в роли шута перед доном Марко он желал меньше всего.

– Подойди, – обратился дон к Яну. – Что скажешь? – И протянул ему флорин.

Ян, как слепой, ощупал монету со всех сторон:

– Но в ней кровь… в золоте кровь… моя кровь…

– Кровь лилу. Братья Аменти тайком выплавляли подобные монеты и распространяли их во Внешнем мире. И даже когда лилу исчезли, они обескровливали Дом, пуская на свои гнусные эксперименты драгоценные запасы. За что и поплатились своими жизнями и жизнью всего Братства.

– Но что в ней такого страшного? – Ян держал монету в руке и не мог поверить, что такая малость могла стать причиной смерти множества людей.

– Объясни ему, – велел дон Марко, кивнув Антонио.

– Братство Аменти всегда видело свою цель в том, чтобы просвещать людей. Но разве способен постигать высшее знание человек, когда он в голоде и страхе кутается в звериную шкуру? Когда он трудится с утра и до ночи, чтобы добыть пропитание себе и своим детям? Мы, как умели, старались облегчить им бремя земной жизни, чтобы они могли поднять голову от тяжелого труда и обратиться к свету. – Антонио говорил обезличенно, без эмоций, как автомат, повторяя чей-то явно чужой текст. – И если Дом Гильяно предпочитает совершенствовать души людей через боль, то мы это делали через знание.

– Много знания в этой штуковине, – пренебрежительно хмыкнул дон Гильяно.

– Эта монета способна показать прошлое и предсказать будущее, дать ответы на многие вопросы. То есть снимает страх, дает человеку чувство уверенности, безопасности.

– И богатство! – ехидно добавил дон Гильяно.

– Да, она способствует накоплению богатства, чтобы у человека появилось свободное время, которое он сможет потратить на что-то хорошее.

– А тратит он его лишь на то, чтобы приумножать богатство. Монету человек использует, чтобы предсказывать результаты на скачках и в поединках. И вновь собирает и копит деньги. А хваленое знание остается не у дел. Не так ли, брат Аменти, просветитель людских душ?

– Да, все так, – смиренно отвечал Антонио. И добавил: – Почти. Иногда у Братства случались большие удачи.

– Одноразовые гении! Их гениальность не пошла на пользу даже им самим. Да Винчи, Тесла… Что и кому они смогли объяснить? Кого научили? Воспитали? Самый действенный инструмент воспитания души – боль. Единственно правильный. Боль возносит. Знание же порождает гордыню.

– Мы верили в то, что истинное знание тоже возносит. И поскольку истину от лжи очень трудно отличить во Внешнем мире, придумали эти монеты. Они всегда говорят правду. Любую теорию, любую догадку или предположение можно проверить с помощью такой монеты.

– Так почему же вы отливали монеты тайком, если так свято верили в свою миссию?

– Дом Гильяно против умножения крови лилу во Внешнем мире. Она развращает людей, дарит ложные идеи и пустые надежды, творит чудеса, но взращивает гордыню, – и снова Антонио говорил чужими заученными словами.

– А не погрязло ли Братство Аменти во всех этих грехах? Ведь братья работали с кровью лилу постоянно.

– Дон Гильяно вынес вердикт – виновны. Всех братьев казнили, даже малолетних, – не дрогнув, отвечал Антонио.

Дон Марко хищно прищурился:

– Но прав ли был дон Гильяно?

– Дон Гильяно всегда прав, – тут же, без малейшей заминки, отозвался Антонио.

– Почему же ты таскал этот проклятый флорин в кармане? – раздраженно, на грани терпения, повторил прежний вопрос дон Гильяно.

– Как память.

– Непослушание иногда заходит слишком далеко. Ты будешь наказан. Для начала посидишь в подземелье пару месяцев, на хлебе и воде, попостишься. А ты, Ян, останешься в Доме, – подытожил дон Гильяно и сделал паузу, чтобы услышать привычный ответ: «Слушаюсь, дон Гильяно», – но пробормотал формулу послушания только Антонио, Ян упорно молчал. – Ты не сможешь уйти, – пояснил дон, – пока не сравняются объемы принятой и отданной крови, нашей и твоей. Ты и сейчас получил недостаточно. Тебе плохо, ты едва жив. Силы утекают с каждым днем. Я дам тебе крови столько, сколько захочешь, мой мальчик. Но тебе придется платить.