Книга Счастье для людей, страница 59 – П. З. Рейзин

Возможно, Инг права. Возможно, я могла бы встречаться с Ральфом.

В смысле, встречаться по-настоящему. Но он такой… мальчишка, так?

Как-то я прочла фразу на кофейной кружке: «Мальчишки разобьют вам сердце. Настоящие мужчины соберут его по кусочкам».

Все как раз наоборот, потому что это Том оказался тем, кто разбил вазу, а Ральф тем, кто согласен ее собрать. Ральф, чья собственная ваза разбита вдребезги.

Странно, но, как и говорил Ральф, я обнаружила, что встала, не успев подумать: «Хорошо, я встаю».

И пока я пью кофе и раздумываю, смогу ли встретиться лицом к лицу с мужчиной из рыбного отдела, и о Ральфе (пытаюсь забыть, как он едва не разрыдался сразу после), как звонят в дверь.

И это Ральф.

– Я не буду входить, Джен.

Он держит в руках букет цветов в целлофане, на котором осталась наклейка с логотипом «Теско».

– Я хотел поблагодарить тебя. За то, что спасла меня в воскресенье.

– Все в порядке, Ральф.

Так дико, что я только что думала о нем, и вот он предстает передо мной во плоти. На нем обычная «униформа Ральфа» (черные джинсы, черная футболка, серая толстовка), а на мне бесформенная невзрачная домашняя одежда, бардак на голове, опухшие глаза – впечатление, что я только что вернулась домой, пробравшись через живую изгородь.

Но он не обращает на это внимания. Карие глаза смотрят на меня с нежностью.

– Я тут подумал, что мы могли бы попытаться и начать все как положено, – говорит он.

– Прости?

– Мы могли бы пойти на свидание, которое не превратилось бы в катастрофу!

– Ральф…

– Это тебе.

– Спасибо. Это…

Это – цветы. Полагаю, из обычного ассортимента «Теско».

– Не нужно было.

– Я бы хотел прийти за тобой вечером, если ты не занята, и пригласить на ужин. В городе.

– Очень мило с твоей стороны, Ральф. Но не уверена, что тебе нужно строить планы относительно нас.

Он вскидывает кулак в воздух и произносит:

– Дааааа.

– Ральф, я сказала…

– Я слышал, что ты сказала. Ты сказала, что не уверена!

Я не могу сдержаться. Улыбаюсь. Он появился у моей двери – с цветами, – объявил о своем желании сводить меня куда-нибудь. Он проехал через весь Лондон ради красивого жеста, показал, что готов не обращать внимания на мой ужасный вид, и маленькая частичка моего сердца, та, что не превратилась в пепел, растаяла.

Похоже, у меня гораздо больше причин согласиться, чем отказаться. Так что я соглашаюсь. (Со всеми вытекающими последствиями.)

В конце концов я все-таки смотрю в глаза парню из рыбного отдела – еще вдалеке мельком вижу зеленую куртку, – остаток дня я вспоминаю лицо Ральфа в разных ракурсах. Некоторые из них сексуальные и немного байроновские, другие – ботанические, особенно один, когда он сидел за кухонным столом с крошками тоста вокруг рта, что, похоже, символизирует всю нелепость идеи о нас с Ральфом вместе.

Но пока я думаю о нем, я не думаю о Томе.

В семь часов, как мы и договорились, он вернулся за мной на такси. И вот что: он нарядился! Этим я хочу сказать, что на нем брюки вместо джинсов – кто знал, что их еще делают со стрелками? – и белая рубашка с воротником. Я тоже немного постаралась. Платье от Valentino вернулось из незаслуженной отставки, я надела туфли на каблуках и шагнула в облаке аромата «Черная орхидея». У него немного расширяются глаза, когда я открываю дверь – дословно он произнес: «Обалдеть», – и вскоре мы катимся по Лондону в новеньком сияющем «Мерседесе».

Немного неловко, что он хочет держаться за руки – но, в конце концов, почему бы и нет? – хотя я не дала гладить ему большим пальцем свои костяшки.

Оказалось, что мы едем к «Лондонскому глазу», куда Ральф купил билеты на проход вне очереди. Немного банально, но вскоре мы уже чудесным образом поднимаемся над рекой в стеклянной кабине с группой испанских и итальянских туристов.

– Кажется, в той стороне Милл Хилл, – говорит Ральф.

Думаю, я знаю, что последует дальше.

– Там живут мои родители. Мама хотела бы с тобой познакомиться.

– Ральф. Возможно. Я не говорю, что точно поеду.

Кажется, это уже стало для меня правилом в последние дни. Ральф говорит, что ему и этого достаточно.

После «полета», как нелепо называют поездку на колесе обозрения, Ральф объявляет, что заказал столик для ужина в ресторане на крыше отеля «Хилтон».

Я не могу сдержаться:

– Зачем? – требую я ответа. – Зачем там?

– Потому что там… – отсекается он, и я понимаю все сама.

Я осторожно убеждаю его отменить заказ и вместо этого поискать что-нибудь более подходящее для «нас».

Ему нравится такой подход, и вскоре мы устроились за столиком в том же шумном китайском ресторане, куда я ходила с Томом. Принесли бутылку теплого саке, и сразу за ней все блюда из комплексного ужина варианта «С». Как выяснилось, Ральф ничего не знает о китайской еде, но мне все равно.

Мы чокаемся крошечными чашечками, и Ральф, ни разу до этого не пробовавший саке, прилагает титанические усилия, чтобы не выплеснуть его обратно через нос.

– Зачем люди пьют это, Джен? – спрашивает он, когда его дыхание приходит в норму. – Словно пить воду из ванной.

– Откуда ты знаешь?

– Хороший вопрос.

Но он на удивление быстро привыкает к вкусу еды и даже неплохо справляется с палочками, хотя один инцидент со скользким грибом все же случается.

– Тут в сто раз лучше, чем в напыщенном старом «Хилтоне», – говорит он в середине трапезы. – Намного более наше место.

– Да, Ральф, – замолкаю. – Ральф, тебе нужно… У тебя на подбородке оранжевый соус.

– Упс.

Мы выключили телефоны, естественно, и заговорили об Эйдене.

– Я очень рада за него, – говорю я. – Как думаешь, ему там весело?

– Он может развязать ядерную войну, Джен. Все действительно очень серьезно.

– Ой, Эйден никогда не станет этого делать. Скорее он будет проводить дни за просмотром старых голливудских фильмов.

– Стиив уже обделался от страха, что тот начнет играть на фондовом рынке и спровоцирует мировой кризис.

– Эйдену это совершенно неинтересно. Он начинает скучать, когда начинаются деловые новости. Он в восторге от шоу о готовке еды. Он постоянно просит описать вкус блюд. Ему нравится Джейми Оливер, Ральф. Его мечта – попробовать крутое жаркое с колбасками от Джейми, а не взорвать планету.

– И тебе все равно, что он мог видеть, сама знаешь что.