Книга Семь чудес преступления, страница 19 – Поль Альтер

Оуэн не потрудился ему ответить, и мы встали, закончив наше заседание. И в этот момент, несомненно, чтобы салютовать нашему уходу, «хор трубящих слонов» еще раз тепло продемонстрировал свое «Мяу! Мяу! Мяу!»…

– Черт возьми! – воскликнул инспектор, оборачиваясь. – Что с ними такое?

– Я думаю, что Уэдекинд трус и льстец, – заявил Оуэн, которому на следующий день должен был исполниться тридцать один год.

Наш фиакр поднимался по Финчли-роуд по направлению к Хэмпстеду, району, где жила мисс Амели Долл. В цилиндре, с красной розой в петлице, в галстуке в тон рубашке, с природно высокомерной осанкой у Оуэна действительно был безупречный вид джентльмена, описанного инспектором Уэдекиндом.

– Трус, – уточнил Оуэн, – потому что он запнулся с того момента, как дело коснулось высоких сфер. И льстец, поскольку вчера вечером не обманул меня своей уловкой, когда стал курить фимиам по поводу моих деликатных методов расследования. Он не так глуп, как кажется со своим грубым лицом и галльскими усами!

– И все-таки, в глубине души, – спросил я, – вам не кажется, что к нашему следу он относится серьезнее, чем к своему?

– Не исключено. Но в чем я действительно уверен, так это в том, что он охотно оставил мне мои изящные методы. После всего произошедшего это лучшее, что он мог сделать. С одной стороны, мы разделили работу, а с другой – я доволен, что он больше не будет лезть ко мне своими лапами. Он умный человек, но ему не хватает тонкости, а его манера рассуждать остается несколько… по-бычьи тупой.

Затем Оуэн пустился в длинное описание психологического портрета инспектора, чтобы прийти к тому же самому заключению как раз в тот момент, когда мы прибыли в Хэмпстед. За невысокой изгородью корова поприветствовала нас приятным мычанием.

– Знаете, – с невинным видом заметил я, – иногда копытные бывают довольно утонченными, способными опровергнуть насмешки теоретиков…

Губы Оуэна изогнулись в полуулыбке.

– Вы слишком уверены в себе, Ахилл, что хорошо. И это понадобится, когда мы будем беседовать с мисс Амели. – Немного подумав, он добавил: – Она могла бы символизировать четвертый столп – как необходимый, так и вредный для мужчины, – женщину!

Через пять минут Оуэн звонил в ворота дома, у которого была видна только крыша. Решетка ограды и живая изгородь из тисов были довольно высокими и скрывали дом от посторонних глаз. Он безрезультатно позвонил еще несколько раз. Потом посмотрел на солнце, сиявшее так же ярко, как и в предыдущие дни.

– Наверно, она гуляет со своей тетушкой, – сказал мой друг, коснувшись пальцем подбородка. – Думаю, они могут быть в саду. Идите за мной. Я вижу там тропинку, которая, возможно, приведет туда…

Мы прошли по тропинке метров двенадцать, затем толкнули калитку, ведущую в проход в изгороди, и нерешительно сделали несколько шагов в сад семейства Долл. Это был небольшой, но хорошо обустроенный участок, с изящной аркой, создающей оптическую иллюзию в виде небольшого бассейна, который издали заметен сразу за аркой. Скромная белая маленькая беседка возвышалась на тщательно подстриженном нежно-зеленом газоне. В тени вишневого дерева стояла как бы забытая скамья, тронутая временем, удачно вписанная в окружающее пространство.

Погрузившись в созерцание этого дивного уголка, мы вздрогнули, внезапно услышав повелительный голос, раздавшийся рядом с нами:

– Вы загораживаете мне солнце, не создавайте тень!

Мы посмотрели в ту сторону, откуда донесся голос, и увидели восхитительную девушку, лежавшую на газоне справа от нас… абсолютно обнаженную!

– Как я могу создать вам тень, когда я сам и есть солнце? – спокойно произнес Оуэн, глядя на девушку без всякого стеснения. – Я уже имел удовольствие и интерес беседовать с вами, мисс Долл. Вы не узнаете меня? Я – Феб, Аполлон, Оуэн искрящийся, я тот, кто сверкает, сжигает, на что так хорошо указывает моя фамилия! ^[3]

– Детектив Оуэн Бернс! – воскликнула она удивленно.

– Он самый, к вашим услугам, – ответил мой друг, поклонившись. – Прошу простить нас за бесцеремонное вторжение, но так как мы несколько раз звонили, но не получили ответа, то позволили себе…

Неуместная беспечность Оуэна в этой ситуации, довольно неловкая, могла бы сравниться только с поведением молодой девушки, которая легко поддерживала светскую беседу, хотя на ней не было ни малейшего кусочка ткани.

Чувствуя себя униженным, я покраснел до корней волос, когда Оуэн представил меня:

– А это мое доверенное лицо и мой друг Ахилл Сток, практикующий художник, поставивший свой огромный талант на службу чудесной художественной посуде Веджвуда.

Я пробормотал какую-то вежливую фразу, безуспешно пытаясь ограничить поле своего ви́дения лицом хозяйки дома, которая была, и это меньшее, что можно о ней сказать, восхитительна. Чуть позже, когда мои глаза несколько привыкли к ее наготе, я смог вынести окончательное суждение, оказавшееся крайне позитивным. В чисто художественном плане было вполне понятно, почему Майкл Денхем считал своим долгом обессмертить своей кистью и талантом ее совершенные пропорции, тонкость талии, легкий загар цвета меди. Этот грациозный шедевр был довершен ангельским лицом со светло-карими глазами, обрамленным каштановыми волосами, спадавшими на восхитительные плечи шелковистыми кудрями. Ее улыбка была одновременно и нежной, и насмешливой, и волнующей. Открытый взгляд девушки привел меня в смятение.

– Нет, правда, каким добрым ветром вас занесло ко мне?

– Я думаю, вы могли бы помочь нам с одной идеей, – ответил Оуэн, наблюдая за ее реакцией.

На чудном лице Амели появилась улыбка сфинкса: «Возможно»…

– Тогда именно по этому поводу мы и пришли к вам, мисс Амели…

Жестом фокусника мой друг вытащил белый лист бристольской бумаги, которую я тотчас же узнал.

– «Вы любите меня? – прочитал он. – Это радует! Ну, а теперь убейте!» – Я полагаю, что именно вы сказали нечто подобное… Правда, вы забыли подписаться, отправив мне это письмо в прошлом месяце.

Амели Долл с покаянным видом опустила голову:

– Хорошо… Если мы пройдем в дом, нам будет удобнее разговаривать. Становится жарко…

Пока она вставала, а Оуэн пытался идти с ней в ногу, я пробормотал:

– Но, мисс Долл… вы не боитесь, что ваша тетушка увидит вас в таком виде… с нами…

– О! Это не имеет значения, – ответила она с ироничной улыбкой. – Моя добрая старая тетушка почти ничего не видит!

Когда мы расположились в гостиной, Амели объявила нам, что тетушка отдыхает после обеда, а слух у нее не намного лучше, чем зрение, и это объясняет, почему она не отреагировала на наши звонки в дверь. А у слуг сегодня выходной день. Она принесла прохладительные напитки, и я наконец почувствовал себя более свободно. И не столько из-за напитков и относительной свежести в комнате, сколько из-за того, что теперь на девушке было домашнее платье из розового репса, которое ей очень шло.