Онлайн книга «Как остановить время»
|
Я глубоко вздохнул. Дом престарелых «Ясеневая ферма». Типичное название для заведений подобного рода – наводит на мысли о листопаде. Вывеска в пастельных желтых и голубых тонах – одно из самых унылых зрелищ, какие мне доводилось видеть. Да и само здание едва ли лучше, хотя ему, пожалуй, не больше двадцати лет. Светло-оранжевый кирпич, тонированные окна – все блеклое и невыразительное. Похоже, этот приют – вежливый эвфемизм смерти. Я вошел в здание. Передо мной открылось плексигласовое окошко, за которым сидела женщина. – Здравствуйте, – обратился я к ней. – Я приехал навестить Мэри Питерс. Она ответила мне профессионально приветливой улыбкой. Такая улыбка – явление современное. Раньше, скажем до появления телефона, никто так не улыбался. – Это вы недавно звонили, верно? – Верно. Меня зовут Том Хазард. Я был знаком с Мэри в Хакни, когда она была моложе. Дежурная перевела взгляд на монитор и кликнула мышкой. – Она вас ждет. Туда, пожалуйста. – Спасибо, – поблагодарил я. Шагая по плитке с ковровым рисунком, я кожей чувствовал, что возвращаюсь в прошлое. Мэри Питерс смотрела на меня покрасневшими и мутноватыми от старости глазами. Тонкие и белые, как пух одуванчика, волосы; набухшие вены – словно тропы на карте сокровищ. Тем не менее я узнал в ней женщину, с которой виделся в Хакни четыреста лет назад. – Я тебя помню, – сказала она. – Помню, как ты приходил на ярмарку. Помню, какую трепку ты задал тому гнусному ублюдку. – Мистеру Уиллоу, – уточнил я и снова как наяву увидел, как тот исчезает в облаке специй. – Точно. Она дышала хрипло, с присвистом, при каждом вдохе издавая какой-то скребущий звук. Вдруг она вздрогнула и скрюченными пальцами легонько погладила себе бровь. – Часто голова болит. Вот. – У меня теперь тоже бывает. – Голова то болит, то нет. Давеча опять болела. Я слушал ее с изумлением. И не лень ей еще разговаривать?! Она ведь уже лет двести как древняя старуха. – Мне уж недолго осталось, – будто прочитав мои мысли, сказала она. – Потому я сюда и переехала. Риска никакого. – Риска? – Мне осталось самое большее года два. – Откуда вам знать? Может, еще лет пятьдесят проживете. Она покачала головой: – Нет уж, лучше не надо. – Как вы себя чувствуете? Она улыбнулась, словно я сказал что-то смешное. – Чувствую, конец близок. У меня целый букет хворей. Когда доктор сказал, что мне остались считаные недели, я поняла… Значит, год или два. Ну, самое большее – три. Вот я и решила: лучше уж перебраться сюда. Безопаснее… Ерунда какая. Если она беспокоится о своей безопасности, зачем рассказывает всем и каждому про свой возраст? В комнате мы были не одни. В креслах сидели другие пациенты, погруженные в разгадывание кроссвордов или в воспоминания. – Роуз любила тебя безумно. Только о тебе и говорила. У меня был цветочный ларек, а они с младшей сестрой торговали рядом фруктами. Том то, Том сё. Том – всё. Она как встретила тебя, будто заново родилась. Совсем другая стала. – Я очень ее любил, – признался я. – Она была такая сильная! Лучше ее я никого в жизни не знал. По ее лицу пробежала тень сочувственной улыбки. – В ту пору мне было худо. У меня сердце было не на месте. Она оглядела комнату. Кто-то включил телевизор. На экране замелькали титры передачи под названием «Новая жизнь под солнцем». Ее герои – супружеская пара, владеющая испанским рестораном «Голубой марлин», – сосредоточенно промывали в кастрюле мидии. Когда Мэри вновь повернулась ко мне, глаза ее глядели печально, а по лицу пробегала чуть заметная дрожь. – Я встречала твою дочку, – вдруг сказала она. От неожиданности до меня не сразу дошел смысл ее слов. – Что вы сказали? – Малышку твою, Мэрион. – Мэрион? – Совсем недавно. Мы лечились в одной больнице. Мой разум судорожно пытался постигнуть услышанное. Так в жизни часто бывает. Ждешь, ждешь чего-то – новости, события, человека, – а когда дождешься, обнаруживаешь, что не в состоянии осознать, что чаемое стало реальностью. За долгое время я привык к бреши, зияющей у меня в душе, и не верил, что она когда-нибудь зарастет. – Что-что? – В психиатрической больнице в Саутхолле. Я проходила там амбулаторное лечение: старая психопатка, которая являлась каждый день поплакать в жилетку доктору. А ее держали там постоянно. Мы с ней близко сошлись. Я ведь уехала из Хакни еще до ее рождения, верно? – Откуда же вы узнали, что она моя дочь? Она посмотрела на меня с недоумением – зачем задавать такие глупые вопросы? – Она сама мне сказала. Она это всем говорила. Потому и оказалась в лечебнице. Ей, разумеется, никто не верил. Что взять с сумасшедшей? Иногда она лопотала по-французски и часто пела. – Что она пела? – Старые песни. Вернее, старинные песни. И, когда пела, часто плакала. – Она все еще там? Мэри покачала головой: – Она ушла. Все случилось очень странно… – Странно? В каком смысле? – А в таком: однажды ночью она просто ушла. Тамошние пациенты говорили мне, что слышали ночью какой-то шум и суматоху. Я пришла на следующий день, а ее уже нет. – Куда же она подевалась? Куда? Мэри вздохнула и ненадолго задумалась. Потом заговорила – с грустью и смущением: – Никто ничего не знал. Персонал как воды в рот набрал. Нам просто сообщили, что ее выписали. Но что случилось на самом деле, так и осталось загадкой. Вообще-то пациентам не докладывали, что творится в стенах лечебницы. Это было не принято. Я не мог с этим смириться. Я столько лет лелеял надежду, и вот она вспыхнула, чтобы через десять секунд угаснуть вновь. – Куда она могла уехать? Может, хотя бы намекала, куда собирается перебраться? Наверняка она что-нибудь говорила. – Не знаю. Честное слово, не знаю. – Она упоминала какие-нибудь места? – Она много где бывала. Рассказывала о тех местах. Ездила в Канаду. – В Канаду? Куда? В Торонто? Я тоже бывал в Торонто. – Не знаю. Вряд ли. Сдается мне, она долго жила в Шотландии. У нее был шотландский акцент. Да и вообще, мне кажется, она много колесила по Европе. – Думаете, она сейчас в Лондоне? – Понятия не имею, ей-богу. |