Онлайн книга «Магия тени»
|
Тахар ногой поворошил угли в кострище. Судя по налетевшему сверху мусору, стоянка брошена давно. Ни в одном из Миров магонов не видели уже много дней. Элай поднялся, привычно поправил висящий за спиной лук, бросил тряпочную котомку обратно на спальник, ссыпал в собственную котомку плоские костяные наконечники для стрел. Подошел к Алере, посмотрел на рисунок. Она так и сяк поворачивала кожаный лоскут. – Что ты вцепилась в эту тряпку? Идем дальше. – Эльф кивнул на горы вдалеке. Алера тоже поднялась на ноги. С прищуром всмотрелась в далекие серые скалы, оглядела степь, низкие пригорки, чахлые кусты шиповника. На одном из пригорков играли мелкие черные волки. На них Алера взгляд не задержала: звери теперь не опасные, сытые – после исчезновения магонов живности стало очень много. Было в выражении ее лица что-то непривычно-пришибленное. Подошел Тахар, тоже всмотрелся вдаль, но никаких неожиданностей не углядел. Самые обыкновенные высокие скалы, как в любом Мире, хоть большом, хоть малом. В малых Мирах горы хорошо видны от портала, в больших они находятся так далеко, что походят на грозовую дымку у горизонта. Но горы будут непременно – высоченные, неприступные и сумрачные, как осеннее небо. – Что там, Аль? Она сморщила нос, и Элай подумал, что когда Алера так гримасничает, то становится похожей на хатницу. – Ничего, – проворчала девушка неохотно, – идемте. Просто пахнет тут странно – снегом. И ночью. * * * Эйла сидела на табуретике перед окном и расчесывала волосы. Костяной гребень то и дело застревал в темных прядях, и эльфийка распутывала их пальцами, а потом гребень снова нырял в блестящие локоны. Они на долю вздоха распрямлялись под деревянными зубцами, но тут же скручивались снова – еще более пушистые и взлохмаченные. Оль сидел на краешке писчего стола, умиленно следя за движениями гребня: вверх-вниз, вверх-вниз. Лежащая под столом Мавка с тем же умилением наблюдала, как хозяин качает ногой взад-вперед. Всякий раз, когда Эйла оставалась у Оля – на ночь или на несколько дней, – он ощущал себя ребенком, получившим нежданный, незаслуженный подарок. Выросший в компании бойких красавцев-друзей Кинфера и Шадека, на свой счет он никаких заблуждений не питал: знал, что нет в нем ничего такого, что приводит женщин в восторг. Потому всякий раз, обзаводясь подружкой, мошукский гласник ощущал себя незаслуженно одаренным и тихо недоумевал: а чего в нем нашла эта самая новая подружка? Вот и теперь Оль смотрел на Эйлу, задавался тем же вопросом и любовался ею. Хорошенькая эльфийка с тонким длинным носиком и умными серыми глазами, изящная, как кошка. Младшая сестра наместниковой жены. Наверное, их родителям показалось очень забавным назвать дочерей Нэйлой и Эйлой. – Террибар запретил Хону признавать свою вину в порче поля. А голос у нее был самым обычным, ничуть не похожим на кошачье мурчание. Оль кивнул, даже не осознав смысла слов, – просто слушал, любовался и в кои-то веки никуда не торопился, хотя время уже приближалось к полудню. Расхотелось ему торопиться за последние дни. Сколько ни выворачивайся нутром наружу, как мешок из-под репы, – все равно смотрят на тебя как на вражину какую. Как будто мало добра сделал городу за шесть лет работы. И пусть не ради благодарности делаешь свое дело, а потому что иначе нельзя. Но кому захочется денно и нощно упираться заради тех, кто смотрит на тебя, как Божиня на лягуху? Пусть сами справляются со своими заботами, коль такие разумные! – По-моему, со стороны Террия это очень недостойно. – Эйла отложила гребешок на резной столик. Этот столик, купленный только ради эльфийки, смотрелся в доме Оля как лебедь в стаде дойных коров. Прочая обстановка жилища наводила на мысли о школьных комнатах для занятий, лавках травников, некромантских полигонах, никак не связанных с бесполезной красотой. Потом гласник наконец осмыслил сказанное эльфийкой. – Как это – запретил признавать? Удивление и обида в светлых глазах Оля были такими искренними, что Эйле захотелось немедленно выйти из дома через окно. – Свинство, конечно. – Эльфийка потупилась и принялась теребить тонкий серебряный браслет на правом запястье. – Тем более что сам Террий разрешил Хону послать на поле стражников. Так и сказал: «Действуй по своему разумению». Ну тот и воздействовал как разумел. А получилось… Оль тяжело сполз со стола, прошелся туда-сюда по комнате, глядя в пол. – Так ведь люди думают, что это мы попортили поле. – Он обернулся к эльфийке, и та снова опустила глаза. – Они ж не чуяли магических сполохов. Они лишь видели, что лунки засыпаны, так? А потом пришли мы с Кальеном и… Гласник сел на кровать и уставился в пол, наморщив лоб. Эйла присела рядом, обхватила тонкими пальцами его широкую ладонь. Пыталась объяснить, успокоить, но не получалось. А Оль силился истолковать новость безобидно – и не мог. Разве ж Террий такой дурак, чтобы не понимать мыслей горожан? Или такой бесчестный, чтобы сознательно подводить под удар магов? А может, Эйла что-то недослышала, додумала, неверно поняла? – Так, – Оль аккуратно высвободил руку и поднялся, – ежели все так, как ты сказала, так мы с Кальеном без утрат из этой истории не вылезем. А я не вижу, отчего это мы должны отдуваться за чужие промашки, с какого такого испугу нас назначили виновными. Спросили хоть бы о чем-то. Растолковали, какая такая вина на нас… Пойду к Террию. Последнюю фразу гласник договаривал уже от двери, всовывая ноги в ботинки. Эльфийка немного повеселела: решительный и насупленный Оль был ей знаком чуть лучше расстроенно-оторопелого. С улыбкой Эйла смотрела, как он возится с завязками ботинок и куртки, – с виду неуклюжий, как большой мохнатый медведь, а на деле – такой же, как медведь, цепкий, сильный и смекалистый. Из-под стола показалась голова Мавки с потешно навостренными ушами. Хозяин вроде бы вовсе забыл о ней и брать с собой не собирался, но и не возразил, когда Мавка, придав морде самое независимое выражение, подошла и встала у двери. – Гляди, не повреди Террия, – с деланной строгостью напутствовала гласника эльфийка. – Это как получится. – Ответная улыбка на долю вздоха осветила его лицо и тут же пропала. Словно привиделась. * * * Террибар глядел в потолок и сочинял послание наместнику ближайшего города, Неплужа. Получалось плохо. Бумаги в запасе осталось мало, а слов в голове теснилось много, но все эти слова казались Террибару недостаточно убедительными. Некоторое время наместник даже всерьез размышлял, не лучше ли съездить в Неплуж самому и все объяснить. – Нет, – вслух сказал он себе, – не лучше. Да и писать, откровенно говоря, тоже без толку: тамошний наместник – человек нахальный, вредный и жадный, не станет он помогать Мошуку. – Ась? – Со шкафа выглянул призорец-ратушник: озабоченная мордочка, покрытая серым мехом, круглые глаза, голые длинные пальцы. |