Онлайн книга «Привязанность»
– Да, это мой любимый композитор, только не помню, как его звали, – начала она соблазнительно зализывать свою подмышку. – Любимых не зовут, они сами приходят, – не мог он смотреть на это спокойно и снова закрыл глаза. «Если женщина начала уделять своему внешнему виду слишком много внимания, значит, она уже пьяна если он ее уже не смущает, то пьяна в стельку и можно ее брать голыми руками, пока она сама не начала грязно домогаться», – вспомнил я цитату из книги «Теория снисхождения видов». Но брать почему-то не хотелось. Слишком доступно, слишком просто – а это уже слишком. Хотелось давать, дарить радость, дарить цветы, тепло, деньги, предметы быта, себя… * * * Я вошел в зал, кот смотрел, не отрываясь, кино. – Что, опять Том и Джерри? – «Ленин в Октябре», – и добавил довольный со стула: – Революция – гениальный флешмоб, столько народу собрать в Петербурге в ночь, в простуду погоды, – мечтательно глянул кот на меня и продолжил: – Только никак понять не могу: почему черно-белая пленка? – Чтобы взгрустнулось, – зашлепал я тапочками в сторону кухни. Услышав веселый звон своих сухариков, вскоре кот тоже присоединился ко мне. Поев и причесав себе языком грудь, он взобрался на подоконник и, не найдя ничего достойного его взора в окне, взялся за журнал. Я начал варить себе кофе. Коричневая вода, словно шампанское, рвалась наружу из турки, кофе расцвело зерном в моем носу. – Чувствуешь, как пахнет? – сказал я коту. – Да, как многие хотели бы. – Будешь? – предложил я ему. – Нет, я на ночь не пью. – Как хочешь. – Я налил себе в чашку и сделал небольшой глоток. Волос прилип к языку. Я снял его пальцем и стал рассматривать. – Твой? – протянул нервно коту. Раздражение где-то внутри, я ощутил, как оно пытается меня раздразнить. Вот оно идет от языка в мозг, оттуда по коже, по коже, цепляет и душу. – Нет, не мой, – продолжает листать журнал Том. Кофе мне пить расхотелось. – Ну как же не твой, когда твой, – выставил я свой самый сильный аргумент. – Близкие – они немногочисленны, но всегда находятся в зоне влияния и чаще всего поражения, – раскладывал мою досаду по полочкам кот. – Хватит мне парить мозг своими мудрыми мыслями, слушаю их постоянно, как радио, без возможности выключить. Сотрудники – FM на работе, родственники – FM дома, жена – FM в печенках, дети – FM в детской, соседи – FM за стенкой, кошки – FM на душе. – Я не парю, просто мой опыт показывает, что опыты легче всего ставить на близких. Подумаешь – волос в чашке. – А ты подумай, – вылил я кофе в раковину. – Хорошо, подумаю, – насупился кот. – Вот если бы это был твой волос, ты бы больше расстроился, что потерял его. – Подумал? – спросил я, заглаживая свою вину, после того как еще раз внимательно рассмотрел волос и обнаружил, что он не кошачий. – Чего молчишь? – Есть с чего призадуматься, – все листая прессу, философствовал кот. – Оказывается, не все меня любят. Я прочитал в журнале, у некоторых на меня аллергия, кстати, у тебя может быть тоже. Что с этим делать? Как дальше жить? Ломаю голову. Налей мне, что ли, с горя или насыпь. Я натрусил коту из коробки еще еды и налил валерьянки. – Может, тебе стоит выйти во двор, прошвырнуться по женщинам? – Том продолжил, не реагируя на предложение: – Кажется, все дело в пиаре. Люди плохо знают котов. Ты видел, что про меня показывают? Как целыми днями я жру эту гадость, – оттолкнул он миску изящно лапой, чтобы не рассыпать. – А кто-нибудь в душу мою заглядывал? Что там? – Вскрытие покажет, – пытался я пошутить, чтобы поднять его боевой кошачий дух. – Ты все смеешься! Неужели я пришел на этот свет только наполнить желудок? – Нет! Конечно же нет. – Я рыжий. – Ты само солнце, которое можно гладить, которое пушистыми лучами своими скрасило не одно одиночество, не одно предательство, – гладил я по голове Тома ладонью, словно это была не ладонь, а таблетка успокоительного, которая должна была растаять. * * * – Шарик, ты меня любишь? – положила свою морду ему на лапу Муха. – Хз, вчера любил, сегодня – не знаю. С утра так трудно любить кого-то, – пытался он поймать пастью зеленую шаловливую муху. – А вот мне кажется, что люблю. Как ты можешь сомневаться, не понимаю. Вдруг я уже беременна, – закрыла она мечтательно глаза. – Хз, некоторые вещи начинаешь понимать, только когда они становятся навязчивыми, – наконец поймал он муху и подумал про себя: «Муха залетела дважды». – Вот ты же недавно совсем из космоса, лучше расскажи, как там. – Я тебе про любовь, а ты мне про звезды. Темно там и скучно. Одно развлечение – невесомость. Даже мысли становятся невесомыми, зависают на ходу. Представляешь, летит по твоим извилинам мысль, как машина по автобану, и резко по тормозам. Так с одной мыслью о тебе весь полет и прошел, – уткнулась она носом Шарику под мышку. – А как подруга твоя, Стрелка? – пытался выплюнуть мохнатую муху Шарик. Но она забралась в дупло где-то между пятеркой и шестеркой и затихла. – Эта сука все о кобелях своих рассказывала, у нее течка в мозгах, – открыла глаза и посмотрела внимательно на Шарика Муха. – И ты у нее в гостях побывал? – убрала она вопросительную морду с его лапы. – Не, не успел, я с ней мельком был знаком, но красивая, – пытался он языком достать пернатую, но тщетно. – Красота спасет, но только после того, как соблазнит, – облизнулась Муха. – Да не спал я с ней – зубом клянусь. Еще не спал, хотя зад у нее приличный. Увязался как-то за ним, слово за слово… Хозяин ее бьет, жалко стало, я и утешил, – попытался отплеваться от мухи Шарик. – Порой утешение заслуживает секса. Видимо, недостаточно он ее порол, раз по мужикам шляется, – встала и поплелась на кухню Муха. – Чего ты сразу начинаешь, – поднялся вслед за ней Шарик. «Вот бабы, врать им нельзя, все равно догадаются, правду говорить тоже нельзя, всю душу вымотают», – подумал про себя Шарик, забыв про муху. – Муха, тебе надо научиться мыслить абстрактно. – Научи, раз надо. – Давай для начала поиграем в ассоциации. – Давай, а как это? Объясни. – Видишь, кошка молоко лакает, – подозвал он ее к окну. – Вижу. – Тебе это напоминает что-нибудь? – Будто ты играешься с моим молочным соском. – В твоей голове все время эротика, но в общем пойдет. – Теперь твоя очередь. – Слышишь, кто-то вставляет ключ в замочную скважину? |