Книга Наследие Дракона, страница 70 – Дебора А. Вольф

Пока Сулейма сидела на песке, а Атеми нетерпеливо топала рядом с ней копытом, в поле зрения девушки показалась пара украшенных бусинами сапог из кожи виверна. Сулейма подняла голову и увидела золотые одежды, сверкающую старинную пластину из кости со змеиной чешуей и темные глаза на темном лице. Сжатые губы изгибались в доброй усмешке.

– Ну что ж, маленькая жительница изнеженных земель. – Голос воительницы был низким, а слова краткими, словно ей не хотелось тратить на них лишнего вздоха. – Потерянная и одинокая чужестранка под светом незнакомого солнца. Что же нам с тобой делать, маленькая кошечка?

Сулейма попыталась было встать, но незнакомка без труда сжала ей запястье и подставила к горлу лезвие шамзи.

– Эхла, йех Адалия, нейя, эта девушка будет нашей гостьей. Она сегодня достойно дралась, несмотря на раны… Неплохо для неженки.

В поле зрения Сулеймы появилась вторая женщина и похлопала Атеми по спине. Эта казалась выше и старше первой, ее лицо избороздили шрамы. Сулейма признала в ней ту самую воительницу, которая бросила ей шамзи.

– Лошадь у нее тоже неплохая… хотя, может, в следующий раз стоит захватить с собой и меч.

Сулейма присела к огню, запивая вымоченную в меду саранчу самой крепкой уской из всех, какие когда-либо обжигали нутро воительницы. Девушка продолжала дивиться запутанному узлу, в который превратилась ее жизнь. Всего несколько лун назад она была простой девчонкой, которая жила обычной жизнью и с нетерпением ожидала момента, когда поскачет рядом с сестрами по оружию и будет делать ставки на то, какая из них раньше лишится невинности и с кем.

Теперь же мир превратился в спутанный комок паутины и чертополоха, и она застряла посреди всего этого, не в состоянии выбраться.

– Еще уски? – Истазет улыбнулась. Отблески пламени придавали ее покрытому шрамами лицу заговорщическое выражение. – Я пришла к выводу, что уска способна разрубить самые запутанные узлы. Порой это происходит еще до того, как отключится мое тело.

Сулейма с трудом могла себе представить, чтобы эта женщина когда-либо теряла контроль над собственными конечностями, и покачала головой, отставляя в сторону глиняную кружку.

– Нет, спасибо. Я недавно получила удар по голове…

– А еще, как я вижу, по руке, лицу и ребрам. Неужто ты упала с лошади, а?

– Сказать по правде, на меня свалилась львиная змея.

– Надеюсь, ты хотя бы одержала над ней верх?

Последняя фраза принадлежала женщине по имени Адалия.

Сулейма пожала плечами:

– Я ведь сижу здесь с вами. А она нет.

– Фальшивая скромность фальшивой воительницы, – хмыкнула Адалия. – Только посмотрите на нее: волосы чужестранки, глаза чужестранки… Купленный ребенок, тут и сомневаться нечего.

Она сплюнула. Возмутительный расход воды.

– Можешь идти, Адалия. – Истазет отложила в сторону свой рожок с уской.

Ее глаза больше не смеялись.

– Раййха…

– Уйди. Сейчас же.

Когда Адалия с возмущением отошла, старшая женщина сделала странный, едва заметный жест.

– Я не стану извиняться за нее, эхуани. Ее мать убили чужестранцы, и она никогда не простит вас за это.

– Нас? Я вовсе не чужестранка. Я – зееранийка. Я – джа’акари, как и вы.

– Джа’акари – это те самые детишки, которые утверждают, будто живут под солнцем, а сами ютятся за каменными стенами и под глиняной крышей? – Ее смех был резким, как воронье карканье. – И меня ты тоже называешь джа’акари? Ну уж нет. Я – мах’зула, девочка. Мы все здесь – мах’зула.

– Мах’зула? – с придыханием переспросила Сулейма. – Первые женщины? Да их ведь не стало уже сотню лет назад. Даже больше. Мах’зула растворились в ветре.

– Неужели? И кто же так говорит? – Изборожденное шрамами лицо женщины дернулось в усмешке.

– Первая воительница…

– Ах да, Сарета.

Если бы рот Сулеймы распахнулся еще хоть немного шире, она смогла бы проглотить львиную змею.

– Неужели вы знаете Сарету?

– Да, я знаю о Сарете Джа’Акари. Известно мне и о прибывшей с севера повелительнице снов с волосами цвета луны, и о ее огненногривой дочери. Воин всегда должен знать своих врагов.

Эти женщины, эти воительницы были воплощением са и ка каждого сна, какой когда-либо снился юной Сулейме.

– Я не хочу быть вашим врагом, – сказала она.

Я хочу быть как вы, – подумала она.

– Неужели? – Женщина отсалютовала ей кружкой уски и сардонически улыбнулась. – Что ж, посмотрим.

Они говорили о многом, и их беседа затянулась до поздней ночи. Истазет описывала кочевую жизнь, такую же, как у ветров, песка и лун. Мах’зула никогда не оставались надолго на одном месте, никогда не строили поселений.

– Корни есть у деревьев, но не у женщин, – смеялась она. – Разве Акари сидит на месте, отращивает бока и рыхлеет? Нет. Вот и мы, его истинные воительницы, не станем этого делать.

Она рассказывала о том, как неслась бок о бок с дикими вашаями, связанными со всеми и ни с кем в отдельности, как охотилась, словно была членом прайда. По тому, что Сулейма не спешила ложиться спать, мах’зула догадалась о кошмарах, которые мучили девушку с тех самых пор, как та побывала у Костей Эта, и заметила, что вашаевские целители могли бы вылечить ее лучше любого человеческого короля.

– Вашаи обладают собственной особой магией, которая привязана к шипу и лунному свету и более могущественна, чем все, что известно нам, – произнесла она.

Истазет сказала, что Сулейма могла бы жить среди мах’зула, стать одной из них, свободно скитаться под бродячими звездами. Освободиться от всех матерей и своей собственной матери, выйти из тени отца, драконьего короля.

Стать свободной.

Когда Диди, свернувшись, спала в своей маленькой кроватке, Истазет подняла единственного выжившего работорговца – юношу столь молодого, что у него еще и борода вырасти не успела. Она связала ему запястья спереди и привязала к лошади, норовистой рыжей кобыле с впалой грудью и язвительным взглядом. При виде зверя юноша в ужасе закатил глаза, но стоило ему заговорить, как Истазет без всяких церемоний ударила его тыльной стороной ладони, да еще и рассмеялась, увидев выражение лица Сулеймы.

– Я знаю, что вы, неженки, позволяете мужчинам пастись на свободе, – поддразнила она девушку, – но их следует приучать с юности. Легче усвоить свое место в жизни с младых ногтей. А этот еще ниже мужчины, он – работорговец. – Она уставилась на юношу, и ленивая улыбка осветила ее лицо. – Вернее, был работорговцем.

Когда отряд подошел к краю разбитого ее матерью лагеря, Сулейма удивилась тому, каким незащищенным он выглядел, каким шумным, хаотичным и несуразным предстал перед ней. Кучка чужеземных солдат и даже джа’акари, словно дети, бегали по округе и звали ее по имени. Сулейме следовало бы винить себя за то, что она так долго пропадала и всех переполошила, и умом она это понимала, но почувствовала лишь стыд за других.